Внедорожник юркнул на подземный паркинг и остановился у дальней стены.
— Мог бы сразу сказать, что мы приехали, — с досадой бросила я.
— Ты не спрашивала.
Фыркнув, я отстегнула ремень. Дверь была заблокирована, и я гневно глянула на Дмитрия.
— Открой, — догадываясь, что пока не скажу, буду сидеть в этой опостылевшей за время поездки жестянке ценой в несколько миллионов.
Замок щёлкнул. Оказавшись вне машины, я осмотрелась по сторонам. Ноги затекли, от слёз ныла голова. Хотелось на свежий воздух. Но мои желания в данный момент никого не интересовали. Если совсем честно, в том числе меня саму.
— Терпишь? – открыла заднюю дверцу. Платон уже справился со своим ремнём.
— Да, — придерживая одной рукой игрушку, схватился за меня.
Но раньше, чем я помогла ему выйти, рядом появился Дмитрий. Поднял его на руки так легко, словно он ничего не весил. Платон, казалось, забыл о том, куда ему надо. Довольный, уцепился за плечо Димы.
Это было против правил. Никогда не знавший отца, брат смутился и при этом выглядел абсолютно счастливым.
— Он и сам может идти, — меня разобрала досада.
Сколько бы ни пыталась я дать Платону, Дмитрий за секунду дал ему больше, чем я за многие месяцы. По мнению Платона, так точно. Мне оставалось плестись за ними мимо дорогущих машин, мимо облицованных серой, чёрной и белой плиткой колонн, мимо вымытых чуть ли не шампунем стен.
Поднявшись на последний этаж, мы оказались на лестничной площадке всего с двумя дверьми.
— Сюда, — указал Дмитрий налево. Холл, в который мы вошли спустя минуту, был пустым. Только стеклянный столик с узкой вазой и чёрный кожаный диван.
— Дима, — негромко окликнула его. – Скажи мне просто, почему я?
— Да хрен знает, — приложил к панели карточку и набрал код. Но дверь не открыл. – Но раз уж мы заговорили об этом, ты сама хорошо постаралась обратить на себя моё внимание. Считай, не оставила мне шансов. Так что почему ты – очевидно. Ты тоже скажи мне кое-что.
— Что?
— За весь день ты ни разу не назвала меня Германом. Людям такое не свойственно.
— Считай, что я не человек. – Он продолжал смотреть. Такие ответы не для него. Играть словами из нас двоих вправе только он. Да я и не собиралась делать этого. – Дмитрий подходит тебе больше, вот и всё. Оно… Оно как будто твоё.
Что значила усмешка в уголке его губ – фиг знает. Больше он ничего не спросил и не сказал. Просто открыл дверь и впустил в квартиру. В свой дом и, если верить штампу в паспорте – жизнь. Дворняжку всё-таки забрали с остановки. Только в душе она так и осталась дворняжкой.
Глава 6.2
Казавшаяся роскошной квартира у нас в городке не шла ни в какое сравнение с этой. Несколько спален, кабинет и кухня-гостиная с выходом на огромный балкон. И что, спрашивается, я тут делаю?
Ответ мужчины, женой которого судя по штампу в паспорте я стала несколько дней назад, не значил ровным счётом ничего. Такой же абстрактный, как и множество ответов до этого.
— Приготовь что-нибудь, — Дмитрий снял часы и положил на стол.
Не ответив ему, я открыла холодильник. Платон мгновенно оказался рядом.
— А это что? – задрав голову, ткнул пальцем в яркий пакет.
— Понятия не имею. Спроси у дяди Димы.
Брат нахмурился в непонимании. Маленькие бровки сошлись на переносице.
— Кто такой дядя Дима?
С усталостью и раздражением я бросила возле раковины пластиковый лоток с огурцами. Сделала глубокий вдох, готовая вот-вот разреветься. От чего, не понимала сама. Да почему же он?! Почему Кеша не мог оказаться нормальным парнем?! Почему именно этот мужчина с пронизывающим взглядом и множеством тайн?!
— Так зовут дядю Германа, — не желая ничего выдумывать, сказала, как есть. – Зови его дядей Димой.
— Но он же Герман, — упрямо возразил брат.
— Зови его дядя Дима, — с напором.
Да как я должна объяснить это ребёнку, если сама мало что понимаю?!
— Папа Дима.
Я резко перевела взгляд с брата на вошедшего Дмитрия. Платон тоже повернулся к нему.
Переодевшийся в домашнее, он выглядел хозяином собственного дома. Собственной жизни, а заодно и моей, хотя такого права я ему не предоставляла.
Не зная, что ответить, сжала взятое только что полотенце. Подойдя, Дмитрий забрал его у меня. Заметил огурцы, пренебрежительно скривил уголок губ и убрал обратно в холодильник.
— Я просил тебя что-нибудь приготовить, Ника. Это подразумевает еду, а не траву.
— Ты не имеешь права играться в сыночки-папочки, — прошипела с яростью. – Не имеешь права вот так врываться в жизнь Платона.
— Как? – очень тихо, вкрадчиво.
— Так, как ты это делаешь.
— А почему тебя зовут Дима, а не Герман? – встрял брат. – Это как прозвище? У нас в садике одну девочку зовут Куколка, хотя по-настоящему она Даша. Её мама зовёт Куколкой. Тебя тоже мама зовёт Германом?
— Не совсем, — вопрос Платона, казалось, вызвал у него куда больше интереса, чем то, что сказала я. – Но примерно так.
— А… — Платон замялся. Нерешительно глянул на меня в поисках поддержки. Не найдя её, ковырнул пятно на футболке и задрал голову. – А папа…
— Ты же не против быть моим сыном? – Дмитрий опустился на корточки. Лица их оказались на одном уровне. – Мне бы хотелось, чтобы у меня был такой сын, как ты. Что скажешь, парень?
И опять у меня в горле встал ком. Ярость никуда не делась, подпитанная удушающими слезами, она разрывала вены. Только что я могла сделать? Закричать, чтобы он не смел? Чтобы оба они не смели? Я чувствовала себя тенью. Если я доверилась ему, стоило только поманить, что говорить о шестилетнем ребёнке?
— Не против, — горячо прошептал Платон.
Я подавилась воздухом. Грудь обожгло, душу скрутило. Дмитрий потрепал брата по голове, дотронулся до носа. На губах его появилась улыбка, какой до этого я не видела.
— Иди в комнату, там кое-что для тебя есть.
— А ты?
— Я тоже сейчас приду.
Платон сорвался с места и мигом скрылся в глубине квартиры, шаги его затихли. Выпрямившись, Дмитрий опять посмотрел на меня. Уверенно, спокойно, с превосходством победителя. Противопоставить мне было нечего, ему было об этом известно.
— Ты не имеешь права, — прошипела гневно. – Ты ему никто. Я заберу его и…
— Это ты ему никто, Вероника, — от того, как ровно он это сказал, мне стало нехорошо. Сердце заколотилось, оборвалось и полетело вниз. – Я его отец, а ты ему никто. И даже если ты решишь уйти, Платон останется со мной.
