осыпал поцелуями доспехи и оружие.
– Дружинники Пеплицыны, – присвистнул Велемир. – Неужели разгонять собрались?
Дружинники оттиснули людей от ворот и выстроились в две шеренги, пропуская всадника. Едва всадник проскакал за стену, дружинники снова сомкнули ряды. Люд полез на воинов, вид открытых ворот привёл толпу в настоящее неистовство. Но дружина княгини знала своё дело. Замелькали секиры, и недовольные крики переросли в истошные вопли. Несколько человек отпрянули прочь, кто-то упал на землю, держась за лицо.
– По рукам рубят, сволочи! – воскликнули рядом.
Дружинники оттеснили толпу, створы ворот захлопнулись, и городские стены снова стали неприступными, величественно-молчаливыми. Ним не сводил глаз с всадника, которого выпустили из ворот. Он стремительно скакал не по дороге, а напрямик, через поле, огибая повозки, людей и животных. Тонконогий конь цвета тёмного серебра быстро и легко нёс всадника, высокого мужчину с каштановыми волосами, одетого в серое и бордовое. На поясе всадника сверкал меч в роскошных ножнах, и даже сбруя коня мерцала, словно унизанная драгоценными камнями.
– Сокол? – догадался Ним, когда дивный всадник проскакал совсем близко, так, что мчись он чуть медленнее, Ним точно смог бы запомнить его лицо.
– Молодец, быстро освоился, – похвалил Велемир. – Чеглок. Сокол Ягмора из Окраинного.
– И что, он ничего не может принести в город? К копытам его скакуна не прилипнет Морь?
Велемир ковырнул носком землю, раздражённо фыркая.
– То соколы. Им всё можно. Им покровительствуют нечистецы и, наверное, сам Господин Дорог. Они едва-едва не с небес сошли, понимаешь? Кто-то верит, что они даже не совсем люди, не то наполовину птицы, не то наполовину нечистецы. Морь их не тронет, а сами они, думается, знают много премудростей, чтобы её от себя отгонять.
– Так пусть князьям расскажут.
– Не так просто всё, – Велемир отмахнулся. – Что соколу подходит, простому человеку бесполезным будет. Князья не дураки, а ты, Штиль из Стезеля, не умнее их. Не стану говорить о том, чего сам не знаю, но что есть, то есть. Может, и правда каменья сокольи хвори отпугивают, а может, что-то есть премудрое в сокольей крови.
Ним глядел вслед удаляющемуся соколу, и надежда его таяла, оплывала, как воск горящей свечи. Если вход в один стольный закрыт, то, скорее всего, в другие тоже. Или вскоре окажется закрыт. Куда же ему податься? Возвращаться домой, наплевав на мечту выучиться у лучших искусников, хранящих секреты старины? И где-то теперь Энгле? Энгле, который так верит в непостижимый замысел Господина Дорог и в то, что всё, что ни случается, – всегда верно. Тут же мелькнула другая мысль: а что, если Энгле выбрал не того сокола? Тот, рыжий, был каким-то оборванцем, пусть и стрелял метко, зато этот, кого выпустили только что из Коростельца, – холёный, нарядный, с дорогим оружием. От этого сокола веяло величием и мощью, от стремительной скачки захватывало дух, он будто зачаровывал, звал за собой куда-то в неведомые дали, к неведомым целям… Всадник давно скрылся вдали, растворился чёрной точкой среди бескрайних лугов, но даже мигом промчавшись, оставил после себя что-то, заставляющее сердце стучать быстрее и тянуться за ним вслед.
– Вот и всё… – пробормотал Ним.
– Что – всё? – переспросил Велемир.
– По домам все разбредёмся. Я вернусь в Стезель. Нечего тут делать, закрыли Коростелец, значит, и в Солоград попасть не удастся. По закрытым дорогам далеко не уедешь, а домой любой путь коротким кажется. Пережду, когда Морь из ваших земель уйдёт, и попробую, может, ещё раз. Ты к семье возвращайся. Маву с матерью защищай, славные они у тебя. А ты… – Ним осёкся, взглянув на Мейю. Едва он сказал: «Вот и всё», она сжалась, опустила плечи и стала выглядеть ещё несчастнее, чем обычно. Конечно. Ей-то больше некуда идти.
– А я не пропаду, в деревне в какой останусь, – прошелестела она тихо-тихо. – Помогать по хозяйству пристроюсь, может, оставит кто.
– Ага, – хмыкнул Велемир. – Оставит какой-нибудь толстый трактирщик, и будешь посуду драить да каждый год детей ему рожать. А он их будет в лес сносить, лесовым в дары, потому что лишние рты мало кому нужны.
Мейя вспыхнула до кончиков ушей, возмущённо отвернулась и обняла колени, подтягивая к подбородку. Ним и сам почувствовал, как кровь приливает к лицу, но Велемир выглядел совершенно невозмутимым, продолжал так же цепко рассматривать людей и обозы, скрестив руки на груди.
– Ребята, попить не найдётся?
Ним вздрогнул от неожиданности, когда рядом на землю присел юноша – длинноногий, мосластый, какой-то чересчур улыбчивый для суровых краёв и суровых времён.
– Самим мало, – отрезал Велемир. – Мешок вон у пояса болтается – что, меха с водой не захватил?
Юноша легкомысленно пожал плечами и вытянул ноги, потирая колени.
– Да вот выпил всё. Я сперва полез к воротам, кричал громче всех, чуть глотку не надорвал. «Пустите, сыграю вам», – орал. А они ни в какую. А когда ворота открыли, так вообще кому-то руку отрубили, а другому мужику – нос. Представляете, до чего озверели? Знает ли Пеплица о таком своеволии дружинников? Ох, вряд ли, вряд ли.
Парнишка помотал головой, и волосы – чудные, кудрявые, пшеничные, издалека похожие на меховую шапку – почти полностью закрыли его лицо.
– Сыграть хотел? – Велемир скривился. – Никуда тебя не пустят, не думай даже. Не знаешь, что ли, про скоморохов?
– Так я и не скоморох. Так, дудю, свистю, песенки выдуваю. Хотите послушать?
– Наслушались.
Велемир изо всех сил пытался показать своё неудовольствие. И кулаки сжимал, и хмурил брови, и фыркал рассерженно, да Ним и сам чувствовал себя уязвимым рядом с незнакомцем, тем более музыкантом. Они с Мейей обменялись встревоженными взглядами.
– Нам, пожалуй, пора, – решил Ним и поднялся с земли. В самом деле, что здесь делать? Ждать и надеяться, что ворота откроют? Нечего терять время зря, нужно скорее заработать денег и выдвигаться в обратный путь. Пора принять, что ничего не вышло.
– А вы куда путь держите? – оживился кудрявый. – Со мной, может, захотите?
– Вряд ли, – процедил Велемир.
– Ты быстро меняешь решения, – заметила Мейя.
Кудрявый просиял, улыбнулся ей широко. Ним отметил, что улыбка у парня была хорошая, чистая. Злые люди обычно так не улыбаются… Хотя кто их знает? Сейчас и не разберёшь, тем более в Княжествах в этих.
– Так ты девка! – воскликнул кудрявый. – А я думаю, что это мальчишка такой нежный лицом вышел? Бороду отрастить бы! Девка – надо же!
Он ухмыльнулся и прищурил чёрные глаза, пристальнее разглядывая Мейю.
– Я вот что вам скажу. – Парень доверительно наклонился, одновременно обращаясь к Мейе и Ниму и делая вид, что не замечает Велемира. – Пойдёмте со мной, вы ребята неплохие, хоть даже воды мне не даёте. Я не обижаюсь. Видите тех? – Он указал на крытую повозку, возле которой крутились собаки. – Вот они – скоморохи. И боятся, что их узнают. Я с ними приехал, только давно придумал, что убегу, как только в Коростелец прибудем. Решил, один буду выступать, не хочу деньги делить с ними. Неумёхи они, только прибаутки да сказки знают, да собаки пляшут под дудку, а я лучше играю, под мою жалейку у кого угодно ноги сами в пляс пустятся. Решил: поднакоплю денег в городе, а потом пойду искать шутовского князя. В гильдию проситься.
– Долго искать будешь. – Велемир усмехнулся и замолчал. – Слышите? Что там творится?
Ним и сам заметил, что к привычному шуму добавились новые звуки – будто кто-то решил развеселить раздосадованную толпу. «Только бы не снова проклятые скоморохи», – подумал Ним, всматриваясь в сторону, откуда доносились звуки. Не музыка, не песни – какой-то гомон, свист, совсем не похожий на то, как играли шуты в деревне и трактире, и оттого вместо страха в груди Нима щекотало лёгкое любопытство.
– Они же ничего не сделают? – спросила Мейя с дрожью в голосе. – Не станут ни на кого кидаться? Они… просто веселятся, правда?
– Либо правда, либо неправда. Одно из двух, – хмыкнул черноглазый парень и вскочил на ноги. – Эге! Чего творят!
Несколько человек, взявшись за руки, кружились в хороводе, раскачиваясь
