не сравняли бы с землей крепость на Итоме.
Возвращение в Мессению разрозненных групп мессенян произошло после победы фивян над спартанцами при Левктрах (371 г. до н. э.). Покровительство переселенцам со стороны предводителя фивян Эпаминонда объяснялось его стремлением создать против Спарты надежный кордон и объединить мессенцев вокруг вновь построенной столицы Мессены, а аркадийцев – вокруг Мегалополя.
Эпаминонд воспользовался памятью мессенцев о событиях на Итоме, где и основал новый город. Его первыми строителями и жителями были, разумеется, возвращавшиеся изгнанники. Город был обнесен мощной стеной, в пределах которой тут же возвели святилища, театр и стадион – все, что полагалось для столицы. Урбанизация вовсе не была добровольной – в город насильственно переселялись жители окрестностей.
Тип спартанского государства
В троянский период Пелопоннес – центр микенской культуры со множеством городов с мощными укреплениями, огромными многоэтажными дворцами. В последующие «темные века» все это богатство поросло бурьяном и никого не интересовало. Это было время, не оставившее археологам ничего и не отраженное даже в легендах. Также как и огромные промежутки времени истории народов в самые разные периоды. Более чем скромные сельские общины влачили тяжкое существование в небольших сельских поселениях. Невыносимо медленно складывались первые признаки государственности – выделялись племенные вожди, «цари» незначительных поселений – городов, больше похожих на группы слившихся деревень.
Спарта возвысилась только потому, что несколько обогнала в этом процессе соседнюю Мессению. И, когда дело дошло до войны, сумела организовать войско и победить. Война и победа создали из разрозненных поселений спартиатов государство. Возможно, тому способствовало и сохранение троянского эпоса – памяти о героях, живших в этих местах.
Спарта так и осталась государством, не отмеченным каким-то главным культурно-административным центром. Уже в классические времена спартанцы гордо говорили, что им не нужны крепостные стены, потому что граждане Спарты лучше стен защищают свою родину. Спарта не имела собственно городского населения, скудность ее существования не позволяла содержать праздный охлос, как это было в других греческих городах-государствах. В Мегарах и Коринфе уже в 8 в. до н. э. полис превратился в центр притяжения прилежащих территорий. Спарта же не могла позволить себе праздности и состояла из сельских общин и военных лагерей.
Это многое объясняет в спартанской истории вообще. В ней государство и культура выражались в большей степени в отношениях людей, а не в предметах искусства. Всё достояние археологии – это преимущественно работа мастерских подчиненных и подконтрольных спартиатам других племен. Этого никак не могут понять те, кто пытается реконструировать политический строй Спарты, совершая одну и ту же ошибку: представляя Лаконию как страну, подобную многим прочим, где один и тот же народ занимает все ступени социальной лестницы.
Спарта так и осталась бы нищей греческой провинцией, если бы не победа над Мессенией. Мессения, несмотря на условия хозяйствования почти аналогичные спартанским, не сформировалась как политическое единство. Это было рыхлое объединение сельских общин и крошечных полисов. И, тем не менее, за Мессенией до 736 г. до н. э. числились семь побед на Олимпийских играх. Это был непростой противник. Мессенией правили дорийцы – гордецы не менее спартиатов.
В результате крайне тяжелой Первой Мессенской войны спартанцам не удалось покорить всю Мессению, довольствовавшись только ее восточной частью и побережьем. Лишь через столетие в результате Второй Мессенской войны соседи полностью были подчинены Спарте. В результате приобретения «донора», Спарта получила возможность содержать постоянное войско, а победа пробудила культ героев и ритуал почитания воинов.
Позднее этот культ серьезным образом преобразовался военным порядком. Фаланге нужны были не столько герои, сколько солдаты. А фаланга была залогом победы. Плотный строй создавал решающее преимущество перед слабоорганизованной массой воинов, даже если в ней многие хотели выделиться как герои. Спарта от культа героев перешла к культу службы – прообразу гражданского самосознания, который имеет ценность до сегодняшнего дня.
Возникновение фаланги относится, скорее всего, к началу 7 в. до н. э. О значимости сословия гоплитов, составлявших ударную мощь фаланги, говорит огромное количество свинцовых фигурок-отливок гоплитов в вотивных отложениях храма Афины Орфии.
В 6 в. до и. э. дисциплина военного характера пронизала все спартанское общество, воплотившись в институте эфората. Эта дисциплина как раз и привлекает как лаконофилов, так и лаконофобов.
Как только не оскорбляют спартанскую государственную систему современные исследователи! Они клеймят ее как тоталитарную, как тупиковую, не способную к развитию, как основанную на жесточайшем угнетении и бесправии зависимого населения. Они говорят о «полуэмбриональном» состоянии полисного самоуправления, о «реликтовости» соправления двух царских династий, о жестокой муштре, о казарменном образе жизни, о подавлении личности… Борьба с роскошью и распущенностью, будто бы, не имела других целей, кроме как подавить инстинкт собственника и индивидуальный выбор. Даже аскетическая жизнь властных слоев Спарты определяется как средство сплочения против восстаний рабов. Аскетизм спартанского общества вызывает раздражение историков уже тем, что по этой причине Спарта не оставила им достаточного числа черепков или изящных предметов искусства!
Споры вокруг законодательства, основателем которого считается Ликург, уходят за пределы государственно-правовой системы. Ликурговы законы не стали писаным правом, что ставится Спарте в упрек. Как будто лучше законы, которые положены на бумагу, но не исполняются! «Деспотия закона» (Геродот) современным исследователям спартанского общества кажется кощунством. И они возмущаются «нивелировкой человеческой личности», «бесцеремонным вмешательством в частную жизнь», «возведенной в ранг политической доктрины ксенофобией», «беспросветной реакцией и страшной культурной отсталостью».
Все эти квалификации крайне далеки от реальности и антиисторичны – лишены представлений о времени и месте, к которым относятся, а также о степени уместности моральных оценок древности с позиций современного человека.
Ликурга современные исследователи считают чуть ли не погубителем Спарты. Поскольку его реформы, якобы, отбросили спартанское общество в немыслимую архаику и привели к тотальной уравниловке. Привычка жить в условиях, когда право и обычай разошлись кардинально, а законы не исполняются (потому что это требует просто прекратить всякую деятельность) сыграло с современными критиками Спарты дурную шутку. Они не заметили, что нынешние представления об идеале государственно-правового устройства в корне абсурдны и существуют не более половины столетия. А законы Спарты создали такие общество и государство, которые смогли устоять в самых неблагоприятных условиях в течение многих веков. И следовали не случайным прихотям, а заветам предков, чьи подвиги чтились наравне с деяниями богов. В сравнении с таким обществом, современное должно в наших глазах выглядеть отвратительно!
Фигура Ликурга вызывает много вопросов. Прежде всего, о том, было ли это имя божества или реального исторического персонажа? Исследователей ставит в тупик наличие в фигуре Ликурга как очевидно божественных признаков, так и фактов биографии реального лица. Если
