затем вдруг понял, что никто, кроме меня самого, ведомого враждебной мне волей, которой я почему-то доверился, сделать этого не смог. Слегка затянувшееся молчание прервала Алла.
— Хорошо, — неожиданно сказала она, — поехали.
— Поехали, — согласился я, не спрашивая куда и зачем.
— Ты на какой машине, высокой, низкой?
— Сузуки Джимни.
— Отлично, то, что надо. Легко проедем.
Мы доехали до одной из дальних станций метро, заехали во двор.
Алла вышла из Джиммика, щелкнула сигналкой, мигнули огоньки на Мерседесе, Алла открыла дверь, что-то достала из него и вернулась в Джиммик.
— Поехали. Забей в навигатор название. — Алла продиктовала название СНТ. Навигатор сразу же проложил маршрут.
— Два часа! Неблизко.
В дороге вели неторопливые беседы. О Камчатке, о гейзерах, о родах, о предках. Но ни слова о шаманах, шаманстве и шаманизме.
За неспешной беседой проехали весь маршрут. Калитка не запиралась.
На мой вопрос "Почему? " Алла засмеялась и сказала:
— А тут все вокруг знают, что я — шаманка, никто не рискнет сунуться.
Поздоровавшись с Домом, Алла вставила ключ в дверной замок, но повернуть так и не смогла. Примерз.
Мы съездили в хозяйственный магазин, купили размораживатель замков и вернулись к Дому.
— Дом, не балуйся, впусти нас, пожалуйста, — попросила Алла.
Я залил размораживатель в замок, подождал пару минут, снова вставил ключ. Он легко провернулся и, ву а ля, дверь открылась.
В доме пахло сухими травами, свежим деревом, немного дымом.
После короткой экскурсии Алла заварила чай, мы пили чай с вареньем, вишнёвое варенье с косточками.
— Нужен огонь, — сказала Алла, кивнув на камин.
Я разрубил одно полено для камина, настругал щепы, срезал бересты. Через минуту в камине весело запылал огонь.
Алла поднялась наверх и спустилась с двумя бубнами и двумя колотушками. Алла, держа бубны в руках, смотрела в огонь. Огни камина отражались в чёрных глазах Аллы.
— Становись тут, закрой глаза. Закружится голова или станет плохо-плохо, просто садись на пол, хорошо?
Я молча кивнул. Встал посередине комнаты, Алла начала бить в бубен. Она двигалась вокруг меня по часовой стрелке, по ходу Солнца. Бубен то звучал у ног, то над головой.
Я ощутил, как тело начало вздрагивать в такт ударам бубна. И осознал себя одновременно себя стоящим посреди комнаты и посреди огромного бескрайнего поля цветов.
И Я побежал припрыжку по этому полю. Я подпрыгивал все выше и выше, меня наполняли радость и ликование. И одновременно я стоял посреди комнаты, подрагивая в такт ударам бубна. Это было странное, необыкновенно сильное и необыкновенно волнующее ощущение. Я взмывал в небо с каждым прыжком все выше и выше.
Но каким-то образом даже не приминая цветы, как будто я отталкивался не от Земли а от какой-то невидимой опоры над цветами. И вот последний толчок в небо — и, прогнувшись в спине, взлетаю верх.
Я лечу над полем с цветами, оно заканчивается и я уже над водой. В воде плещутся касатки. Выныривают из воды, и машут мне хвостами.
Я смеюсь, пролетая над ними, Машу им рукой, они это видят и ещё веселее выныривают, и машут хвостами. Я перелетаю водную преграду и приземляюсь, на покрытую низенькой мягкой и упругой травой, равнину. И вновь длинными прыжками в несколько десятков метров мчусь над ней, смеясь от радости.
А в следующий момент мир вокруг расплылся, а когда сконцентрировался вновь, я увидел себя в огромном чуме, только с членом размером в метр и толщиной в ногу.
Две смеющихся раскосых девушки маленького роста держали его с двух сторон и смеялись. Я подумал, почему-то о том, как Я теперь буду ходить с таким "инструментом". Почему-то я подумал об этом не с ужасом, а со смехом. А девушки, смеясь, держали его с двух сторон на руках и хихикали.
Бубен за моей головой ударил последний раз, видения рассеялись, Я провёл ладонями по лицу, открыл глаза.
Алла сидела в кресле напротив меня метрах в пяти. Кто же тогда бил в бубен позади меня?
Я подошел к столу и сел сбоку от Аллы. В глазах её мерцали отблески огня камина. Я повернул голову.
Огня в камине не было — тлели угли. Но отблески огня ещё светились в глазах Аллы.
— Как себя чувствуешь? Голова не кружится?
— Нет, все отлично. Очень радостные видения.
И я рассказал Алле о своих видениях. Алла одобрительно улыбалась и кивала моему рассказу.
— Отлично! Ты очень сильный. Все еще лучше, чем я думала. Ну, что поедем?
— Да, поехали.
Мы сели в машину, Я завел двигатель и спросил:
— А почему ты не практикуешь активно? Ты же реально творишь чудеса. Ты же и лечить можешь и управлять поведением, сто процентов.
— Не хочу, Вадим. Кому надо, тот знает и найдет. Я, если работаю, то только для своих и только по рекомендации.
— А я для тебя свой или рекомендованный?
— Свой, конечно свой!
Мы ехали молча. Почему-то обратный путь оказался гораздо быстрее.
— Запомни, Вадим, — сказала Алла, — ты только наполовину человек. А наполовину Дух Иного Мира. Никто не сможет тебя убить или причинить тебе сколько-нибудь серьезное зло. Твои Духи сильны. И они всегда возле тебя. Тебя как будто обмазали глиной, глина высохла и окаменела. Я заставила тебя шевелиться, глина потрескалась и стала осыпаться. Но это только начало. Увидимся через неделю.
Мы обнялись на прощанье, и я поехал домой.
Один из самых удивительных дней моей жизни подошел к концу…
Глава двадцать четвертая
Я становлюсь собой
Через 13 дней я получил сообщение от Аллы:
"Как у тебя с завтрашним днем? Готов продолжить? "
Я немедленно напечатал:
"Да, конечно, во сколько и где быть? "
"10.30 на Нарвской. Поедем за город. Бубен свой возьми."
"Буду. До завтра! "
Когда в 10.30 я подъехал к Нарвской, Алла была уже там.
— Вадим, поедем на моей машине, — сказала она.
Я запарковал свой Джиммик и пересел в мерседес Аллы.
Мы заехали в пару мест за разными вещами, потом в булочную, откуда Алла принесла чёрный ржаной хлеб с орехами и сухофруктами.
И вот мы едем уже знакомым мне маршрутом, только за рулем Алла. Та же дорога, тот же дом, то же приветствие Маленькому Народцу. Только теперь я пришёл со своим Бубном. Разжег камин. Алла поставила оба своих Ярара возле камина. Мой бубен рядом и чуть в стороне.
— Можно? — спросила Алла, указав на мой Бубен.
— Тебе — можно, — говорю.
Алла аккуратно провела рукой по Бубну.
— Оленья кожа, — сказала
