здоровенных волкодавов рванулись было к нам, но Яга что-то буркнула, щелкнула зубом, и собаки, прижав уши, поскуливая, отползли прочь. Сопровождавший сторож посмотрел на нас едва ли не с суеверным страхом. Это хорошо, милицию должны уважать…
Боярин встретил нас в горнице, за торопливо накрытым столом:
– А, Никита Иванович пожаловал! Проходи, проходи, сыскной воевода, дорогим гостем будешь. И тебе, Баба Яга, завсегда рады… Милости прошу откушать, чем Бог послал!
Мы сели. Видимо, Бог уважал дом Мышкиных и потому слал не переставая. Слуги с новыми блюдами так и бегали взад-вперед.
– Я ведь к вам, Афанасий Федорович, так сказать, с неофициальным визитом. Побеседовать не торопясь, в домашней обстановке.
– О чем же? – неискренне удивился боярин.
– Да все о том же, о краже во дворце.
– Так ведь обговорили же все, батюшка. Мне стрельцы докладывали, что найдена пропажа-то. Вот ведь дело какое… казначей наш Тюря преставился. Захлестнул, говорят, в конюшне петельку, да и совершил великий грех! Удавился, стало быть… А сундучок-то украденный у него в доме возьми и найдись. Вот оно ведь как обернулось…
Я его не перебивал. Мужику настолько явно хотелось выговориться, оправдать себя, очернить казначея и побыстрее избавиться от меня, что даже забавно было посмотреть. Яга услужливо пододвинула мне поднос с пирогами, а сама неторопливо клевала по одной свежую чернику. Мышкин ничего не ел, но активно наполнял свою кружку пенистым медом. Когда его треп начал мне надоедать, я задал один простенький вопрос:
– Пуговицы начищают мелом?
Боярин поперхнулся. Хмельной напиток пошел не в то горло, он закашлялся, покраснел и неловко свалил кувшин. Скатерть испорчена бесповоротно…
С трудом отдышавшись, хозяин долго молчал, уставясь носом в стену. Потом глубоко вздохнул и, словно решившись на что-то, подтвердил:
– Мелом.
– Я хочу переговорить с подчиненными вам стрельцами.
– Не выйдет, участковый, – с затаенной злостью откликнулся боярин. – Стрельцы охранные только мне поручены. Надо что спросить – скажи мне. Я сам спрошу и тебе отвечу. А ты к моим стрельцам лезть не смей!
– Это почему же? – сощурился я.
– Ох, смотри, с огнем играешь, Никита Иванович! На нас, боярах, вся власть на Руси держится. Не след тебе дальше носа землю рыть…
– Огорчили вы меня, гражданин Мышкин. То в ногах валяетесь, прощения просите, а то угрожаете неизвестно в честь чего. Я ведь к вам по-человечески пришел, зачем на меня давить?
– Вот ты как запел… – встал боярин.
Будучи у себя дома, он вдруг стал хамовато-смелым. Мне доводилось встречать такие типы среди мелкой шушеры «бизнесменов с криминальным опенком»… Что ни владелец пары киосков на рынке, то вот такой же крутой мафиози. Все зависит от того, насколько он пьян и уверен в собственной безнаказанности.
– Так вот я сейчас кликну своих дворовых холопов да прикажу тебя на конюшне плетьми запороть! Ну а ночью мои молодцы тебя через стену сбросят, а то, что останется, волки сожрут. Был сыскной воевода, да весь вышел… Другим наука!
– И как же вы Бога не боитесь? – задумчиво поинтересовался я, в то время как боярин, видимо, истолковывал мое спокойствие как знак смиренного покорства его самодурной воле.
– Бога я не побоюсь! Уж не сомневайся, панихиду по тебе, ироду, сам закажу, а во спасение своей души свечу пудовую поставлю. Два денька попощусь, помолюсь, Господь-то, он милостив… Когда-никогда простит! А люди честные за твою смерть только спасибо скажут да в ножки поклонятся… Эй, Парашка! – В двери сунула нос конопатая девчушка. – А ну, кликни-ка сюда моих молодцов! Да пусть поторопятся, батюшка сыскной воевода заждался, поди…
Я вопросительно глянул на Ягу, она едва заметно кивнула, потом повернулась к брызжущему слюной хозяину:
– Как со зверя шерсть и шерстинок шесть поднимались ввысь, у дерев вились. Где кора, где листва, а где береста – разомкни уста и сомкни уста!
По-моему, слова я воспроизвожу достаточно точно, вот тональность, музыкальную гамму, мне, конечно, не ухватить. Если действительно есть люди, которым медведь на ухо наступил, то на моих ушах он, видимо, отплясывал.
Удивительно то, что бабка, произнеся такой незамысловатый стишок, быстро шлепнула боярина Мышкина по губам и он заткнулся. То есть смотрел на нас круглыми от изумления глазами, хватал воздух ртом, изображая карася на сковородке, но ничего не говорил. Язык у него отнялся, что ли?
В горницу с шумом и грохотом вломились четверо здоровых лбов, сжимая в руках заостренные колья. Они столпились у дверей, ожидая хозяйских указаний, которых, как вы понимаете, не последовало. Парни наверняка были заранее предупреждены о возможном повороте событий, но уж никак не в эту сторону. Хозяин дома, перебравший меду, после пары неудачных попыток встать, снова плюхнулся на ту же скамью. Его глаза наполнились слезами, он широко открывал рот, тыкал туда пальцем и беспомощно разводил руками.
– Рыбьей костью подавился боярин, – охотно пояснила его жестикуляцию Баба Яга, – так что вы, добры молодцы, берите его под белы рученьки да несите в опочивальню, а хозяюшка пускай не ленится да за лекарем поспешает. Рыбья кость, она ведь ох как опасна… Не ровен час, и задохнется батюшка Афанасий Федорович.
Холопы послушно кивнули, дружно побросали дреколье и взялись за хозяина. Тот даже мычать не мог, а лишь смотрел на нас умоляющим взглядом.
– Ничего, ничего. Не извиняйтесь, гражданин Мышкин, с кем не бывает? – вежливо добил я. – Вы уж подлечитесь, а там и поговорим. Но на этот раз уже у меня, долг платежом красен! И спасибо большое за разрешение побеседовать с вашими подчиненными. Я доложу царю о таком беззаветном содействии органам…
На выходе из ворот мы встретились с дьяком Филимоном. На сей раз он от нас буквально шарахнулся. На его прыщавой физиономии отразился такой ужас, словно он столкнулся с чертом! Так быстро от меня еще никто не улепетывал. Среди уличной толпы только засаленный колпак мелькал да тощая косица из-под него болталась из стороны в сторону.
– Ну и
