а в большой обеденной. Сет Ариас был в добром расположении духа, и Ольма решила, что это солнечное утро подходит для доброй вести лучше всего.
— Я скоро порадую вас, — осторожно сказала она, выбрав момент, когда император еще не приступил к еде и питью и только взял в руки столовые приборы. — Родится наследник…
Последние слова молодой женщины прозвучали совсем неуверенно. Рождение девочки, похожей на Брентера, должно быть менее заметным, чем рождение мальчика с такой же внешностью. Девочек в Фиаламе если и ценят, то лишь подросших и годных для удачного замужества. Мальчики же ценны с самого появления на свет.
Но ничего не предвещало беды. Ведь и Брентер и Сет — темноволосые и смуглые. Значит, у Ольмы не должно возникнуть проблем. Самое главное — поскорее оградить ребенка от императорского двора, пока не пошли слухи.
С девочкой это получится гораздо быстрее и проще. Если же родится мальчик, то черная опасность нависнет сразу над тремя жизнями. Но пока у Ольмы достаточно времени, ведь недаром она после возвращения в столицу разделила ложе с императором. Она не любила мужа, но не переставала представлять Брентера на его месте, и в то же время была слишком умна, чтобы не шептать неправильное имя.
Она не вспоминала вообще никаких имен. Это ни к чему.
— Наследник? — переспросил Сет Ариас — удивленно и в то же время радостно. — Неужели…
— Да! — радостно подтвердила Ольма, пытаясь внушить это больше себе, чем мужу.
Синие глаза императора загорелись теплотой и восторгом. Он верил каждому ее слову. Он любил… но непонятно, что больше: будущее дитя или собственную власть. В то, что правитель способен любить еще и женщину, Ольма не верила. Ведь всем известно, что Ариас женился на Повелительнице Жизни лишь для того, чтобы потешить собственную гордыню. Доказать, что он способен на многое, чуть ли не на все.
Об этом шептались все придворные, но вслух никто ничего не произносил.
Трусы и лизоблюды. Как только ими стал управлять император Сет Первый, лишенный магии, перед ним склонились четыре наместника Миритов и их благородные подданные. Сильные хищники покорно склонили головы перед трещащим без умолку сверчком.
Единственное, что оправдывало его в глазах Ольмы — он не был с ней груб и был хорош в постели. А о чем еще мечтать императрице?
Достойной богатой женщине, не терзаемой жестокой любовью, не о чем. И правда. Некоторым женам живется во много раз хуже и тяжелее. Узнай они о бедах и страданиях Ольмы, сразу бы подняли ее на смех.
А она смотрела на супруга, ожидая продолжения его слов.
— Я и правда, очень рад, — сдержанно сказал Сет, хотя глаза сверкали от счастья. — Благодарю вас за добрую весть.
И в эту минуту неистовое пламя тревоги и отчаяния в ее душе мигом улеглось, стало тлеющим красным угольком. У Ольмы даже прошла тошнота и вернулся аппетит, так она была рада, что муж даже не думает подозревать ее в измене.
Закончив завтрак, она проводила задумчивым взглядом слуг, унесших посуду, и попросила супруга удалить от двора Адену Аллен.
— Но почему? — удивился Сет, изумившись этим словам еще сильнее, чем известию о возможном появлении наследника. — Разве вы с ней не лучшие подруги?
— Она привезла меня из Эртвеста в столицу, в то время, как я не очень-то горела желанием вернуться, — прямо объяснила Ольма, решив не притворяться. — Знаю, надо выполнять обязанности императрицы и быть достойной женщиной. Но мой отъезд — не каприз. Я — Повелительница Жизни, и я хотела в родные края.
Сет помолчал, а потом спросил негромко:
— Это связано с твоей магией?
— Именно.
— В таком случае я удовлетворю твою просьбу. Честно говоря, между нами… — тут он снова прервался, обдумывая дальнейшие слова, — мне тоже не по душе эта женщина с Запада. У нее слишком колючий взгляд.
— Благодарю вас за понимание, мой дорогой супруг.
С этими словами Ольма встала, вежливо улыбнулась Сету и неспешно ушла, зная, что он провожает ее долгим заинтересованным взглядом. Но если он и заподозрил хотя бы малость, то, вероятнее всего, спишет на причуды беременных женщин. Поэтому у Ольмы есть время, чтобы обдумать собственное спасение.
Она не знала, рада ли она ребенку.
Находись они с Брентером в другой ситуации, Ольма полюбила бы дитя всем сердцем, но сейчас боялась проявлять материнские чувства к тому, чье рождение незаконно. Лучше и вовсе ничего не испытывать, чтобы потом не терпеть невыносимую душевную боль.
***
При входе в покои Ольма почувствовала неладное и страшное.
Дверь тихо скрипнула, слегка открываясь перед ней и призывно сверкая позолоченной ручкой. Сквозняк не мог открыть такую тяжесть! И где Флавия? Ольма огляделась по сторонам, ища подвох в каждом привычном предмете и расположении случайных пылинок на стенах. Нет, это глупо. Искать надо не здесь…
Из-за двери подул ледяной ветер. Послышался чей-то хриплый смешок.
Молодая женщина вздрогнула, мгновенно узнав его.
— Падший… — прошептала она непослушными губами.
— Заходи в свою комнату, Ольма Ариас, — голос Подменыша звучал со злой угрозой и отдавал эхом. — И без глупостей.
Охнув, Ольма подалась назад, желая немедленно убежать, и сразу же угодила в чьи-то сильные руки. Она сразу поняла, что ее схватил крепкий дамон — слепой служка Падшего. Из этих сильных лап не вырваться, не убежать, а если и получится, будет только хуже.
— Вперед! — змеей прошипел нечестивец, склонившись к ее уху.
Закусив губы, Ольма подчинилась.
Ее втолкнули в спальню и плотно закрыли дверь. Сам дамон, одетый в рубище и сверкающий белками глаз, встал возле выхода, чтобы не выпустить никого.
Падший стоял посредине просторной и светлой комнаты, скрестив на груди руки, и обвиняюще смотрел на Повелительницу Жизни. Мириты застыли вокруг него, словно верные псы. А на мягком темном ковре лежал без сознания…
— Брентер! — воскликнула Ольма, не помня себя от отчаяния.
Расчетливость и осторожность вмиг покинули императрица увидела любимого без чувств. Его смуглое лицо побледнело, на лбу и на щеке запеклась кровь, а руки были крепко связаны тонкой веревкой. Но Брентер не умирал, жизнь теплилась в нем. Просто его оглушили тяжелым ударом по голове.
Мириты безмолвно расступились. Они были готовы броситься на любого, кто помешал бы планам их господина.
— Стойте, красавица, — Падший легко удержал ее за руку и оттолкнул, а затем встал между ними. — Вы нарушили закон о равновесии.
— Мы любим друг друга! Я прошу, отпустите его! — взмолилась Ольма. — Просто дайте ему уйти! Мы больше ничего не сделаем…
— Отпустим, — неожиданно согласился Падший. Тонкие губы жестокой твари искривила