из-за частых набегов пиратов. Флотилия двигалась по широкому, не менее двухсот ярдов, протоку. Густые джунгли на берегах казались двумя сплошными зелеными стенами.
Справа и слева высились аренги, вверх тянулись бананы, раскинув во все стороны огромные листья, топорщились низкорослые веерные пальмы, ветви помело гнулись под тяжестью плодов размером с голову младенца. Мангостины и гигантские цитроны перемежались с кустами упаса[40], прячущего под корой смертельно ядовитый сок, которым даяки смазывают наконечники стрел.
С ветки на ветку перепрыгивали красные лори, перелетали белоснежные какаду с желтыми хохолками, в воду ныряли зимородки с изумрудными спинками, золотистыми брюшками и голубыми хвостами. На вершинах деревьев оглушительно галдели еще какие-то разноцветные птицы.
– Да здесь настоящий рай для охотника! – заметил Янес, сидевший на носу баркаса и сам дымивший, как его труба. – Эх, жаль, времени нет.
– Еще успеешь отвести душу, – сказал ему Сандокан. – Река до озера не доходит, рано или поздно придется топать на своих двоих.
– А что будем делать с судами?
– Места тут дикие. Найдем укромную бухточку и спрячем. Помнишь, как мы поступили в Лабуане? Никто ни разу не обнаружил наши лодки.
– Если только за нами не следят…
– Кто, например?
– Да хоть тот же треклятый Насумбата. Он так и стоит у меня перед глазами.
– Мы даже не знаем, жив ли он.
– Во всяком случае, взрыв яхты меня не убедил. Не могла она взлететь на воздух сама.
– У Насумбаты нога сломана, Янес.
– Значит, нашлись сообщники.
– Разве что твой хваленый китмутгар.
– Знаешь, мне как-то трудно поверить, что он меня предал. Для чего? Сидар никогда не бывал на Борнео и незнаком с озерным раджой.
– Надеюсь, однажды мы разгадаем эту тайну. Предатель там точно был, в этом я не сомневаюсь. А Сидар или нет, поживем – увидим.
Вдруг с левого берега донесся пронзительный вопль, а следом рокот, похожий на бой огромных гонгов. Сандокан с Янесом так и подскочили, схватившись за карабины, что стояли у леера. Малайцы и даяки последовали их примеру. Стволы спингард мигом развернулись в направлении, откуда слышался шум.
– Что происходит? – спросил подбежавший Тремаль-Наик. – Это какой-то зверь?
– Ага, зверь, обученный игре на тамтаме, – хмыкнул Янес. – Много ты таких встречал в Черных джунглях?
– Не встречал, – проговорил индиец. – Выходит, это чей-то сигнал?
– Разумеется! – фыркнул Сандокан. – Готов поставить проа против гнилой рыбацкой лодчонки, что даяки высадились на суше прежде нас, а теперь следуют за нами по лесу.
– Я бы этому не удивился, – сказал Янес. – Однако нападать им придется вплавь.
– Они дождутся, когда мы высадимся на берег.
– Но нам же не нужно высаживаться.
– Ошибаешься, Янес.
– Почему?
– Запасов угля хватит на сорок восемь часов. Потом придется запасаться дровами.
– Гром и молния! Об угле-то я не подумал. Что ж, нас много, пусть мы и лишились яхты, в оружии недостатка нет.
– Тихо! – оборвал его Тремаль-Наик.
На берегу вновь пронзительно заверещали, и повторился странный звук: словно огромный молот ударил в бронзовую плиту.
– Теперь горланят на правом берегу, – заметил Янес. – Разбойники переговариваются.
– И идут за нами по пятам, – добавил Сандокан.
– Не собираются ли они напасть? – нахмурился Тремаль-Наик.
– Похоже, ночка нам предстоит веселая, – сказал Сандокан. – Мне кажется, нам решили дать бой, прежде чем мы углубимся во владения озерного раджи. По счастью, у даяков отвратительное огнестрельное оружие, а духовые трубки – плохая замена карабинам. Машина, полный ход! Угля не жалеть! В джунглях пропасть дров, и они не будут стоить нам ни медяка.
Баркас, хоть и с проа на буксире, двигался с приличной скоростью, держась посередине реки, подальше от опасных берегов. Машинист прибавил ход. Оба берега по-прежнему скрывала густая растительность. Стволы высоченных деревьев были сплошь опутаны ротангом и непентесом. Время от времени из листвы выглядывали сиаманги – самые уродливые обезьяны Малайских островов. Лоб у них низкий, глаза глубоко посаженные, нос широкий и плоский, пасть огромная, с острыми зубами. На шее – внушительных размеров мешок, раздувающийся, когда его обладатель начинает кричать. Разве только шерсть у них хороша: угольно-черная, блестящая, длинная, особенно на ногах. Как и прочие четверорукие наглецы, сиаманги любят корчить рожи и кидаться ветками и червивыми фруктами в проплывающие мимо лодки.
То и дело над рекой быстро пролетали птицы. В основном великолепные калао с огромным желтым клювом, увенчанным отростком в форме запятой. Они приветствовали путешественников столь пронзительными криками, что Тремаль-Наик и Каммамури всякий раз подпрыгивали.
Солнце уже почти утонуло в кронах деревьев на западе, когда в третий раз послышался грохот, так настороживший Сандокана и Янеса. Обезьяны и птицы разом исчезли в глубине леса.
– Карамба! – воскликнул Янес. – Неужто даяки вознамерились скрасить наше путешествие музыкой?
– Ага, военной музыкой. – Сандокан пристально вглядывался в проплывающие мимо джунгли. – Эти негодяи бегут за нами, словно бабируссы.
– Надеются напугать нас своим тарарамом? У нас тоже есть кое-какие музыкальные инструменты, при звуках которых они запоют от боли. А не сыграть ли нам на пулемете, братец? Дай очередь по обоим берегам.
– Чтобы даром крошить ротанги и непентесы? Нет, не хочу понапрасну тратить патроны.
– Их визги меня раздражают.
– Прежде ты был поспокойнее.
– Тогда я еще не был сиятельным махараджей, – засмеялся португалец.
– Получается, индийские принцы отличаются вспыльчивостью?
– Получается так. Полагаю, это действие окружающей среды.
– В таком случае вернись в шкуру Тигренка Момпрачема и… – Сандокан осекся, увидев, как его названый брат, точно пантера, вскакивает на фальшборт. – Что случилось?
Янес выплюнул окурок и поднял карабин.
– Наверное, хочет угостить нас обезьяньим жарким, – усмехнулся Тремаль-Наик.
Португалец не ответил. Ствол его карабина неотступно следовал за какой-то целью, передвигавшейся по правому берегу.
– Спрятался, поганец. – Янес опустил карабин. – Ну и ловкие же эти даяки, точь-в-точь обезьяны.
– Ты кого-то видел? – спросил Сандокан, торопливо заряжая свой карабин, в то время как четверо малайцев бросились к пулемету.
– Тень в зарослях лиан.
– Человеческую?
– Гром и молния! Сандокан, я же все-таки не филин! Солнце село, в джунглях темно хоть глаз выколи.
– Значит, ты мог увидеть маваса.
– Кто это? – поинтересовался Тремаль-Наик.
– Орангутан. Обезьяна ростом с человека, страшно опасная. В здешних лесах они должны водиться.
– А вот и новая ария, – буркнул Янес. – Не лес, а просто филармония какая-то. Все поет. Листва, стволы, плоды и даже цветы! Эти великолепные концерты начинают всерьез действовать мне на нервы.
– Мне тоже, – сказал Сандокан.
– Пока они довольствуются тем, что верещат и бьют в тамтамы, для нас они неопасны, – изрек Тремаль-Наик.
– А это тоже безопасно? – спросил Янес, когда на левом берегу грохнула аркебуза и у них над головами просвистела пуля.
– Стоп машина! Отдать якоря! Пулемет
