Насмешливо хмыкнул, даже не пошевелившись. Чем не подруга. Нечего им обсуждать. Но всё же не выдержал, достал сигареты и, сославшись на перекур, пошел следом за Нестеренко. Руслан не стал навязываться, сразу поняв что к чему, и попытался перебрать на себя недовольное возмущение Ольги, заверив, что Гончаров скоро вернется.
Наташка поджидала за углом, съежившись под моросящим дождем и обхватив дрожащими пальцами тонкий фильтр, выдыхала в ночь сигаретный дым.
— Не знала, что ты пришел, — обняла себя одной рукой, наблюдая за ним из-под опущенных ресниц.
Лёшка спокойно прикурил, смерил её взглядом, отмечая, что кто и изменился за прошедший год, так это бывшая девушка Топольского. Словно не он служил, а она. Измученная, блеклая.
— Сегодня приехал, — затянулся, небрежным жестом стряхивая пепел. Внешнее спокойствие трещало по швам, стоило представить, чем тут они занимались с Некрасовой в его отсутствие. Уже понял, что все те писанные для него мемуары были сплошной ложью. Так, чисто для отвода глаз.
— Лёш, я насчёт Вики хотела поговорить…
— А вот это лишнее, — перебил, сверкнув глазами.
— Может и так, — согласилась, выбросив сигарету в урну. — Не мое это дело, да и ничего уже не вернуть. Но я хочу, чтобы ты знал: Вика… она… правда ждала тебя.
От этих слов Гончаров рассмеялся, громко, буквально до слёз. Наташа обижено поджала губы, подождав, пока его веселье угаснет и выкрикнула запальчиво:
— Ты ничего не знаешь. У неё зимой мамка заболела, бабушка умерла, было очень тяжело. Пришлось вернуться в «Оскар».
Частыми затяжками Гончаров пытался перебить разлившийся во рту привкус горечи.
— …а Максим… он хороший. Организовал ей полную неприкосновенность. Он был как-то связан с Калугиным. Сначала они просто общались. Никаких намеков. А потом…
— А потом бабло и перспектива красивой жизни сделали свое дело, — продолжил он презрительно, выбросив окурок. Тема с «Оскаром» стала последней каплей. Он-то думал, там любовь накрыла неожиданно. Всякое бывает. А оно всё намного прозаичней. Вот откуда и пышная свадьба и переезд в другой город. — Всё понятно. Передашь своей подруге от меня самые наилучшие пожелания.
— Лёш, у неё выбора не было, жизнь матери реально висела на волоске, — выкрикнула Наташка ему в спину. Он уже собрался уходить, но последние слова заставили обернуться.
— Я понимаю, Наташ. Правда. Она свой выбор сделала. А дальше — каждый сам за себя.
Вернувшись в клуб, наклонился к Оле, собираясь поскорее перейти к кульминации вечера.
— Пойдем? — прошептал на ухо, накрыв широкой ладонью обнаженное плечо. Хватит с него на сегодня.
— Как, уже? — всполошился Руслан, выпустив из объятий Юлю. — Только начали.
— Русый, я пас. Извиняй. Потом пересечёмся. Юля, — как можно мягче пожал протянутую ручку, — был рад знакомству. Ещё свидимся.
Кохнович пожал плечами. Он-то прекрасно понимал, откуда подул сей ветер перемен. Главное, что уходит с Ольгой. Пускай снимет накопившееся напряжение и выпустит пар, а всё остальное они обсудят и завтра без лишних ушей.
***
— Сама живешь? — поинтересовался Лёшка, переступив порог двухкомнатной квартиры.
Оля бросила ключи на тумбочку и принялась расстегивать босоножки.
— Нет, с мамой. Она сейчас на дежурстве в больнице.
Лёшка и себе снял обувь, и не успела девушка выпрямиться, прижал её к стене, припав к губам в жадном, затяжном поцелуе, поддев свободной рукой тонкую резинку трусиков.
Ничуть не удивился обнаруженной там влажности и, сделав несколько уверенных движений по выбритому наголо лобку, нырнул двумя пальцами между складок, лаская сочившееся смазкой лоно.
Не помнил, как добрались до её комнаты, как за считанные секунды освободились от одежды. Помнил только яркую вспышку, когда раскатал по вздыбленному до боли члену презерватив и с глубоким стоном вошел в податливую плоть, едва не кончив от первого толчка.
— Да-а-а… — выдохнул рвано, принявшись остервенело вколачиваться в охающую под ним девушку. То, что ей нравилось — было бесспорно. Комната в считанные секунды наполнилась громкими стонами и хлюпающими от обильной смазки, звуками.
Одноместная кровать ещё не испытывала на своем веку ничего подобного. Трахались ненасытно и самозабвенно, во всех мыслимых и немыслимых позах с такой страстью, что пружины под ними протестующее гудели, а шаткие ножки скреблись по полу, не на шутку переполошив соседей снизу.
Оля, конечно же, оказалась не девочкой, да и он был далеко не мальчиком. Нравилось, что без стеснения брала в рот, позволяя нырять в самую глотку, и призывно раздвигала бедра, требуя ответной ласки.
Она, как и он, была ненасытной. То ложилась на спину, то ставала на четвереньки, а то и запрыгивала сверху. Полная грудь с торчащими сосками так и мелькала перед лицом, выпрашивая внимания. И он набрасывался на неё, посасывая затвердевшие крупные горошины, чувствуя, как в такт языку вокруг его члена ритмично сокращались стенки влагалища.
Этим безумным соитием он выжигал из сердца воспоминая о той единственной, что научила любить, а потом так подло предала, в который раз доказав — настоящей любви нет и никогда не было.
— Просыпайся! — кто-то тряс его за плечи, параллельно стягивая одеяло. — Ты меня слышишь? Вставай! Скоро мама придет.
Спросонья открыл один глаз, привыкая к утренним лучам, и потянулся, едва не развалив и без того шаткую кровать.
— Какого хрена?
— Ты оглох? Я говорю, проспали, мама на подходе! — Оля вскочила с кровати, подняла с ковра вещи и швырнула ему в лицо, после чего принялась собирать использованные презервативы.
Лёха сверился со временем, отмечая восемь часов и поднявшись с подушки, огляделся по сторонам. Обрывки вчерашнего вечера заполнили мозг, возвращая к житейским реалиям. Так и хотелось спросить: «Раз уж такая правильная, какого хрена притащила к себе?».
Не на того напала. Если думает, что он подастся панике, принявшись в спешке собирать барахло — то глубоко заблуждается.
Первым делом надел трусы, потом раздражающе медленно расправил носки, стряхнул джинсы.
