И вот что мне хочется сказать. Я вовсе не висела, как жернов, на шее Боба! О нет, я порхала, как бабочка. Потому что все до единого кавалеры хотели знать, что я думаю об Америке. И представьте себе, сколько шуток можно было извлечь, рассказывая о маленькой стране, откуда я родом! О дорогая моя родина, никогда не была ты мне так близка, так удивительно близка, как тогда!
Когда я, кружась по всему залу в объятиях этих длинноногих, смеющихся, отменно танцующих американцев с их первобытным юмором, защищала тебя от них, саркастично и пламенно пресекая все попытки подчеркнуть преимущества огромной Америки перед маленькой Швецией...
— А бибоп?[77]— спросил Боб. — Слышала ли ты когда-нибудь в Швеции о бибопе?
— Если тебе надо узнать о бибопе, — ответила я, — приезжай в Швецию. И спроси об этом первую встречную старуху семидесяти — восьмидесяти лет, любую... Вся эта компашка — фанатки бибопа! Ты спросил, знаем ли мы что-нибудь о бибопе? В Швеции? Должна тебе сказать, там — настоящий культурный центр бибопа.
Боб нежно прижал меня к себе, и мы молча продолжали танцевать.
— У тебя, вероятно, есть в Швеции boy-friend?[78]— немного погодя спросил он.
— Да, — ответила я. — Да, есть!
— Sorry![79]— сказал Боб.
— О, ему можно дать отставку, — беззаботно заявила я.
Ведь в этот миг Ян был так далеко от меня!
Он был так далеко! А Боб, можно сказать, в высшей степени рядом. Билл и Марион, естественно, тоже! Мы, все четверо, пришли к согласию, что наше double date получилось очень удачным, мы хорошо провели время. Я охотно подтвердила это, хотя сравнивать мне было не с чем.
Стояла весна. Когда Боб повез меня домой, на небе виднелось несколько мелких звездочек. Он медленно вел машину, повторяя все время, пока мы не остановились у ворот сада, как замечательно, что мы встретились. У Боба был такой красивый голос. Свежая зелень листвы благоухала. Повсюду царило волшебное и сладостное настроение.
Но у меня есть одна маленькая привычка. Если я сижу в машине с молодым человеком и он пытается сказать мне, что я — самая милая из всех, кого он до сих пор встречал, то я обычно, сладко улыбаясь, голосом, трепещущим от сознания его правоты, произношу:
— Is that so?
Но — и тут тоже действует моя маленькая привычка — я не в силах произнести это, если вижу в этот миг Тетушку со свисающими косами, выглядывающую из окна комнаты прислуги: точь-в-точь старый индейский вождь, наблюдающий за прерией в надежде снять с кого-нибудь скальп. Назовите меня трусихой или как вам будет угодно — не могу, и все тут!
— Что это ещё за старая сова? — недовольно спросил Боб.
— Моя Тётушка, — ответила я. — Моя Тётушка из Швеции.
— Ага, — сказал Боб, — одна из тех самых фанаток бибопа?
— You said it, ту boy![80]Одна из тех самых фанаток бибопа.
Я выскочила из машины и протянула ему руку на прощание.
— Спасибо за вечер! — сказала я. — See you later, Bob![81]
Под заградительным огнём Тётушкиных глаз я медленно поднималась по лестнице.
Это было моё первое американское date.
VII
— Тётушка, — елейным голоском сказала я, — ты помнишь, какой очаровашкой я была в детстве?
Тётушка в ответ что-то буркнула.
— О Тётушка, каким было бы моё детство без тебя? Кто стал бы целовать и ласкать меня, укладывать по вечерам в постель, если бы не ты? Ты взяла к себе несчастную сиротку, ты дарила ей и любовь, и касторку (сколько нужно), и это исключительно твоя заслуга, что сегодня мы видим ответственную, зрелую, стройную и уверенную в себе молодую даму — истинное украшение своего пола.
Тётушка в ответ что-то буркнула.
— О Тётушка, моя благодарность...
— Хватит, — отрезала Тётушка. — Выкладывай, что тебе надо!
Она занималась тем, что укладывала наши пожитки в большую дорожную сумку. Сидя на краю её кровати, я наблюдала за происходящим. Настал час покинуть дом Бейтсов. На следующий день ожидали новую повариху и горничную.
Целую неделю семейство Бейтсов наслаждалось Тётушкой, Swedish cooking и моим феноменальным искусством накрывать на стол. Всё это время миссис Бейтс не орала, как безумная, а по вечерам мистер Бейтс, вернувшись домой из конторы, водил нас по всему саду, позволяя восхищаться цветочными клумбами. Марион Бейтс, обняв меня на прощание и выразив надежду, что мы ещё встретимся, вернулась в свой колледж.
А Боб! Да, Боб! С ним я встречалась довольно часто. И у меня было огромное желание встречаться с ним ещё чаще. Ведь это был единственный шанс провести кое-какие социальные исследования и как нельзя более интенсивно смешиваться с народом. Я сказала о своём желании Тётушке. При этом у Тётушки появились морщинки вокруг губ, и она сказала, что не может понять, почему мои социальные исследования всегда концентрируются вокруг юных болванов с привлекательной внешностью. Уж Тётушка-то и мистер Кинзи знали том, что скрывается за этой приятной внешностью.
— Никакого сомнения, это волки в овечьей шкуре, — говорила Тётушка.
Мне нужно было сделать ей весьма деликатное предложение, и поэтому, присев на край кровати, я пыталась смягчить Тётушку трогательными воспоминаниями о моём детстве.
Боб был коммерсантом. Как раз на днях он собирался отправиться в деловую поездку на автомобиле. И хотел, чтобы мы с Тётушкой сопровождали его. Он абсолютно не настаивал на поездке Тётушки с нами, нет, такого условия он не ставил вовсе. Напротив, это сделала я.
Боб считал, что мне надо немного осмотреться и за пределами Нью-Йорка. Исключительно по этой причине он и хотел, чтобы я ехала с ним. По крайней мере он так говорил.
По большому счёту меня даже можно пожалеть. Я слишком легко влюбляюсь. Я влюбляюсь вновь и вновь, хотя от всей души желаю, чтобы меня осенила Великая, чистая, опустошающая страсть, в огне которой сгорели бы все мои мелкие мечтания. Я годами ждала этой великой страсти. Но она все не приходила. Сегодня я думаю, что Ян — самый замечательный на свете, а назавтра рассуждаю сама с собой: не больше ли мужского обаяния у постового полицейского, стоящего на углу? Я и сама не знаю, кто из них лучше. А теперь история снова повторяется с Бобом. Я фактически уже немного влюбилась в него. Говоря словами Тётушки, «в этом вопросе, естественно, существует одно сплошное сомнение».
