её, не говоря ни слова.
Чёрт, я не виню ее, если она меня ненавидит.
— Должно быть, ты заскочила к Дороти.
— Ага, — она должна была догадаться, каким образом мне удается ее найти.
— Тогда я уверена, что ты знаешь обо мне и Дастине.
— Пустяки, — я отмахиваюсь от неожиданного мелкого предательства. Чего я ожидала? Что Дастин останется холостым навсегда, ожидая с нетерпением ту, что уехала?
Она кивает и прижимает губы к бутылке.
— Сэм, то, как я сбежала, было неправильно. Я должна была поддерживать связь.
— Я не нанимаю на работу, Шай. Тебе не нужно подлизываться, — её глаза сужаются.
— Я прошу прощения не для того, чтобы получить работу. Мне правда жаль. После смерти мамы я просто… Не испытываю эмоций. По крайней мере, как следует, — я ковыряю отслаивающуюся этикетку на своей бутылке, избегая зрительного контакта.
Она кивает и возвращается к своему пиву, будто бы предоставляя мне уединение для того, чтобы снова натянуть маску сильной личности. Жители этого города суровы, они не плачут на людях и уж точно не становятся сентиментальными за пивом и извинениями.
Произнеся то, что должна сказать, я беру себя в руки и топлю оставшееся извинение в здоровом глотке выпивки.
— Лорин! — зовёт она, и бармен направляется к нам. — Это Шайен Дженнингс. Ей нужна какая-нибудь работа.
Рыжеволосая изучает меня и моргает.
— Дженнингс… как у…
— Ага, — Сэм посмеивается и подпирает локтями барную стойку.
— На кой чёрт тебе нужна работа? У тебя самая богатая фамилия в Пейсоне.
— Это личное, — есть в этой грязной дыре хоть один человек, не знающий, кто мой отец?
— Уважаю, — она вытирает руки о барное полотенце, прежде чем запихнуть один его конец за пояс своих джинсов. — У тебя есть опыт работы в баре?
Нет, если только распитие напитков в нём не считается, но неужели это так сложно?
Я подумываю сказать: «Нет, но может быть учёной степени в журналистике и средствах массовой информации должно быть достаточно», но прикусываю язык.
— Я быстро учусь.
— Выбор небольшой, но если ты хочешь поработать пару выходных тут и там, посмотрим, как ты справляешься, может, добавим больше часов, когда начнётся лыжный сезон.
Лыжный сезон. Единственное время в году, когда улицы Пейсона больше похожи на улицы Беверли-Хиллз. Грязь и сосны становятся фоном для тысяч отдыхающих, которые за три месяца набивают карманы города деньгами, достаточными для того, чтобы выдержать девятимесячный мёртвый сезон.
— Было бы здорово. Спасибо, — лгу я. Может быть мне стоит подумать о том, чтобы проглотить этот отвратительный ком гордости. Возвращение моей работы у Дженнингсов — это лёгкие и хорошие деньги и то, что я уже умею делать. Одна ночь каждый второй выходной за обслуживанием столиков не принесёт мне тех денег, которые я бы могла заработать у Дженнингсов. И хотя я не хочу признаваться в этом, но начинаю немного уставать от притуплённого скручивающего ощущения в моём животе, которое напоминает чувство вины при выборе местного бара вместо семейного бизнеса. Что бы подумала мама о том, что я поворачиваюсь к отцу спиной? Хмурюсь при мысли о её разочаровании.
— Это дерьмовая работа, Шай, — шепчет Сэм, наклоняясь к моему плечу.
— Тогда почему ты здесь работаешь?
Выражение её лица становится печальным.
— У меня нет выбора. Если бы был, я бы…
— Чёрт подери, посмотри, кого затянул большой город. Это?..
Я роняю челюсть и стону от баритона моего бывшего бойфренда Дастина.
— Шай Дженнингс… — он втискивается рядом с Сэм, положив руку ей на плечи. — Я думал, ты пошутила, детка.
Кажется, она слегка съёживается.
— Дастин, — киваю я. — Давно не виделись.
Его густые светлые волосы короче, чем я помню, но не менее великолепные. Загорелая кожа, тёмно-карие глаза, рост и мускулистость, которые олицетворяют привлекательность горного мужчины, но я слишком хорошо помню, что вся эта красота лишь напоказ.
— Я не заметил, — он смущенно обхватывает своё красивое лицо и смотрит на Сэм. — Сколько уже прошло?
Бармен протягивает ему невысокий стакан с тем, что похоже на крепкий бурбон со льдом.
— Не будь придурком, — бормочет Сэм.
— Как делишки, Дастин? — темноволосый парень, который выглядит, как дровосек, с его тёмной бородой, шапочкой и фланелевой рубашкой, хлопает Дастина по спине. — Как ты оказался… Боже мой! — широкие глаза парня прикованы ко мне.
Вот дерьмо.
— Это Шай Дженнингс?
Ещё один мужчина нечаянно слышит его и направляется к нам.
Мои ноги горят желанием бежать, убраться отсюда и согласиться на работу у Дженнингсов, вероятно, что я должна была сделать в первую очередь.
— Хей, — я слабо машу рукой.
— Подруга, я не видел тебя со времён… — его взгляд устремляется к потолку, а затем фиксируется на мне. — Вечеринки по случаю выпускного в доме Дастина.
Я инстинктивно бросаю взгляд на Дастина, а его глаза становятся широкими, прежде чем он спохватывается и прижимает к себе Сэм.
У Дастина была огромная вечеринка на ранчо его родителей. Мы занимались любовью на стоге сена в сарае, как парочка сельских жителей. Он сказал, что любит меня и с нетерпением ждёт совместного будущего, соединения фамилий Дженнингс и Миллер, чтобы быть чем-то вроде маленького городского дворянства. Я сказала ему, что уезжаю во Флагстаф ради школы, и надеюсь, что никогда не вернусь, таким образом закончив наш романтический период. Дело в том, что однажды я любила Дастина, насколько была способна, но я никого не любила так сильно, как ненавидела Пейсон.
Воссоединения продолжаются ещё несколько часов. Ликёр не прекращает поступать и, прежде чем я смогу контролировать себя, пускаюсь в воспоминания со своей лучшей подругой, бывшим парнем и людьми, с которыми я проучилась все школьные годы. Большинство из них, похоже, понимают, почему я уехала, кроме Сэм и Дастина, но с появлением новых напитков приходит и их окончательное прощение.
В час ночи мы выходим из бара. Слишком пьяные, чтобы ехать, мы сидим на парковке, пока половина из нас не решает позвонить Генри, нашему штатному таксисту, а другая половина предпочитает идти домой под прохладным ночным воздухом. Я запрыгиваю в такси, и так как дом моего отца находится на окраине города, меня высаживают последней. Только когда Генри останавливается у дома, у меня возникает гениальная идея. Это будет первый раз, с тех пор как я вернулась, и мне понадобится храбрость в виде алкоголя, чтобы вынести это.
В трезвом виде это было бы пыткой.
Если задуматься, в пьяном виде, возможно, будет ещё хуже.
Лукас
В комнате темно, за исключением свечения от моего фонарика. Плечо чешется из-за непокорной пружины, пробивающейся через тонкий слой подушки на
