Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
свадьбе. Леонид вздохнул.
2. Борьке он позвонил на следующей день после Сашкиной гибели. Несмотря на разницу в возрасте, старший брат хорошо знал друга Леонида, ну и вообще, после расставания с Надей и смерти Сашки, список действительно близких людей Леонида сократился фактически в три раза. Борька принялся отменять какие-то свои встречи, стоящие каждая как несколько квартир в центре Питера, но всё равно на похороны не успел. Зато приехал сегодня – прямиком из Пулково.
Леонид достал из морозилки живущую там, казалось, ещё со времён прошлых хозяев квартиры, початую бутылку водки. Выпили, помянули, поговорили. Борька, расхохотавшись, вспомнил, как его брат чуть не убил в детстве лучшего друга, перерезав ему вены на запястье, затем смутился, покраснел и замолчал.
Заметив румянец на щеках брата, Леонид улыбнулся – он очень любил своего брата, особенного в таком вот: домашнем варианте, добром и немного неуклюжим. «Рабочую» версию Бори, стоит отметить, доктор любил не меньше, но боялся. Особенно пугала та скорость, с которой брат умел переключаться между двумя своими личностями.
Брат Леонида начинал бизнес с торговли катерами, пригнанными из Финляндии. Затем катера как-то сами собой куда-то исчезли, превратившись во что-то фармацевтические, что в свою очередь трансформировалось в сотовые телефоны, а потом во что-то ещё, неимоверно сложное и каким-то образом связанное с госзакупками.
Леонид отлично помнил Яхт-клуб на Крестовском острове: сетчатый забор, длинные ряды деревянных причалов, главное здание, казалось, не понимающее всеми своими старыми рамами и ДСП-ми панелями в холле, что за перемены обрушились на него в последние годы и куда они его ведут, а скорее насильно тащат, вместе с полуразрушенными хозяйственными строениями, металлической будкой охраны и выщербленным, проваленным асфальтом парковки.
Мама тогда уже болела, и Боря постоянно таскал младшего брата с собой на Крестовский. В кафе на первом этаже покупал ему вкуснейший апельсиновый сок с иностранными надписями на картонных упаковках, высыпал на стол груду ручек (из двадцати штук обычно одна оказывалась красной и одна чёрной – в общем можно было рисовать). Из офиса наверху притаскивались ненужные бумаги, и Леонид часами что-то пытался изобразить, малюя бесконечные листы с английскими словами и длинными рядами цифр и глядя, как снуют по причалам люди с выгоревшими лицами в потёртых комбинезонах, и как солнце играется на бортах катеров и яхт.
Иногда Боря приходил к брату, смущённо осведомлялся, не скучно ли тому, а порой даже садился рядом с ним, и они рисовали вместе. Но огромная, размером с кирпич, чёрная Нокиа, всё время лежала рядом с ними на столе, словно показывая – кто здесь настоящий властитель дум Бориса. Стоило телефону зазвонить, брат только что-то с нездоровым азартом дорисовывающей Лёниной овечке очки и пятую ногу, моментально менялся. Голос становился чужим, пухлые губы сами собой складывались в нитку и даже щёки, казалось, моментально худели и подтягивались.
Лёня ненавидел Нокию, единственное, что в ней ему нравилось – это силуэт человечка с телефоном – символ Северо-Западной GSM. Такой же был изображён на сим-карте, оживляющей дьявольский аппарат. Леонид любил разбирать телефон брата, только непонятно для чего – для того, чтобы посмотреть на человечка с трубкой или для того, чтобы хотя бы на пять минут заставить чёрное чудовище замолчать.
Ту сим-карту, ещё и с пафосным номером – 42 или 62 пришлось заменить в середине нулевых по причине полного износа начинки. А телефон-кирпич как-то раз выпал из Бориной реки, прямо в тёмные воды Средней Невки. Водолазам пришлось искать его на дне несколько часов кряду. Сим-карта после купания выжила, но сам аппарат пришёл в полную негодность, поэтому Боря сделал из него пенал для брата. Бывший монстр стал вместилищем для обгрызенных карандашей и треснутых транспортиров, но на его место тут же пришёл новый…
Ещё раз выпили, помянули маму.
– Пять лет прошло, а я до сих пор никак… не привыкну, – выдавил Борька, подозрительно блеснув глазами.
Выпили ещё, поболтали: обо всё и не очень, как-то нечаянно вернулись к Сашке.
– Хочешь я позвоню… узнаю, что там и как с этим водителем? – с «рабочей» ухмылкой предложил Боря.
Леонид покачал головой:
– Зачем? Смысл? Правда он эту бабочку увидел или нет…
Кусок, точнее стограммовый шматок сыра выпал из руки брата:
– Какую. Бабочку? – раздельно спросил Боря.
– Лена сказала, что водитель рассказывает о человеке-бабочке, возникшим из ниоткуда прямо перед машиной… Боря, ты в порядке?!
– Не совсем, – ответил брат, ставший неприятного белого цвета. – Я тоже видел человека-бабочку. Мужик лет сорока с рожей алконавта в чёрной поношенной дублёнке и двумя крыльями. Такими – цветастыми, как раз как у бабочки.
Теперь и Леониду стало плохо – он вспомнил утреннее происшествие, имевшее место сразу после дежурства. А брат, сделав над собой усилие, продолжил:
– Я решил, что съел что-то не то, вот и глючит. Или задремал. А тут вот оно что…
– А где ты его видел?
– Лёнь, ты не поверишь, – всё тем же отсутствующим тоном сказал брат. В самолёте Нью-Йорк – Питер. На подлёте к Пулково. За иллюминатором.
Почему-то Леониду резко захотелось спросить брата, а почему, собственно, он летел с Западного Побережья через Нью-Йорк. Но вместо этого, он сглотнул, покрепче ухватился за пустую рюмку и вспомнил, то, что привиделось ему сегодняшним утром.
3. Утро и передача дежурства прошли нормально – Василий Михайлович не заводил больше неприятных разговоров, сменщик и вся новая бригада были веселы и доброжелательны. В коридоре с Леонидом даже поздоровалась Катерина Ивановна, причём поздоровалась, словно с простым коллегой, а не известным в больничных кругах колдуном.
Видимо, Цербер действительно прочёл кому надо лекцию о мракобесии, – отметил Леонид, одновременно почувствовав, как уголки губ поднимаются – он действительно не хотел терять работу.
В таких обстоятельствах даже куривший вопреки всем законам и указам прямо на выходе из клиники охранник Дима не мог испортить Леониду настроение своей привычкой подсаживаться на уши докторам, спешащим домой после ночного дежурства.
Бритый налысо сорокалетний Дима, стоически терпевший все тяготы ношения форменной куртки на два размера меньше, был совершенно эталонным охранником, настолько, что Леониду порой хотелось проверить – не краешек ли штампа Палаты Мер и Весов синеет у того из-под левого рукава.
Дима три раза в день обходил территорию клиники, гонял медсестёр и врачей женского пола из курилки, кидал угрожающие взгляды в сторону курящих представителей мужского пола, обнаруженных там же, запирал дверь на два засова в 21:00, громко смотрел телевизор и испарялся без следа, стоило в клинике произойти чему-то из ряда вон выходящему.
А ещё он
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
