в глазах покойного бойца, когда он был жив. Наверное, именно этот привет из прошлого и сломал последние барьеры в мозгу Виноградова. Так что он, ворча и ругаясь в полголоса, принялся осторожно забираться на ужасное создание смерти…
Глава 7
Я расслабленно лежал в кресле-кушетке, слушая легкую ненавязчивую музыку и считая огоньки светодиодных лампочек на потолке. Вокруг меня хлопотал ассистент психиатра, подсоединяя десятки всевозможных датчиков и проводов. Сама же врач зачитывала мне инструктаж, который ее обязывали давать перед каждым плановым обследованием. Я лишь размеренно кивал в такт ее словам, пока мой мозг самостоятельно отфильтровывал этот бубнеж, как белый шум. Точно таким же образом я научился игнорировать и сухой мертвенный шепот в своей голове.
Когда помощник закончил цеплять на меня всевозможные приспособления, я стал похож на киборга из фантастического фильма. На пальцах зажимы-прищепки, на груди электроды-присоски, на черепе шлем, который по весу если и уступает головному элементу ИК-Б, то совсем незначительно.
— Пожалуйста, не отводите взгляд в течение сеанса от зеленой точки, — попросил ассистент, опуская передо мной широкую панель, забранную глянцевым стеклом.
Какие приборы, камеры или цифровые полиграфы скрывались за этой зеркальной поверхностью, не знал ни один из инквизиторов. Но как минимум видеофиксация оттуда совершенно точно велась. Невидимый оператор будет тщательно следить за каждым сокращением мимических мышц. За движением глаз, нервным подергиванием век, изменением размера зрачков и бог весть чем еще.
— Знаю-знаю, — потряс я тяжелой конструкцией на макушке, — не первый раз наизнанку выворачиваюсь.
— Если испытаете дискомфорт и острое нежелание продолжать, — пропустил мимо ушей мои комментарии медик, — то зажмите кнопку на пульте. В этом случае врач сразу прервет сеанс.
— Я понял.
— Хорошо. Наталья Владимировна, я могу приглашать инспектора?
Помощник повернулся к психиатру, и я тоже невольно покосился в ее сторону. Какого еще инспектора?
— Да, Вадим, будьте добры, — вежливо согласилась она.
— Раньше на моих сеансах не было посторонних, — вполголоса поделился я, когда ассистент ушел. — Мои дела настолько плохи?
— Не переживайте, — тут же принялась меня успокаивать доктор, — сами понимаете, ваш случай совсем нетипичный. У нас еще не было… эм-м… столь необычных пациентов.
— Ну ладно, надо так надо, — равнодушно протянул я.
И на этом можно было бы считать приготовления завершенными, однако внезапно оживился мой дар. Он почуял приближение инфестата и принялся стегать себя воображаемым хвостом по не менее воображаемым бокам и скалить черные как уголь зубы. Сперва я подумал, где-то по коридору идет коллега-инквизитор, но тут дверь кабинета распахнулась. На пороге показался скромный парнишка в белом халате, и внутренняя тьма взорвалась во мне подобно тротиловой шашке. Она явно не желала делить одну территорию с чужаком, а тот даже не заметил направленной в его сторону неприязни.
— Что такое, Юрий Артемович? — моментально заволновалась психиатр, отслеживая на планшете показатели моей мозговой активности. — Вас тревожит присутствие инспектора? Вы хотите прервать сеанс? Мы можем перенести на другой день…
— Нет-нет, все нормально, — поспешил я заверить медика. — Приступайте.
Кто бы мог подумать, что начальство, зная о моей открывшейся после воскрешения особенности, приведет на мое обследование одаренного. Видимо, Крюков вознамерился основательно мне под кожу залезть и не оставить ни малейшего шанса что-либо утаить. Ну ладно, могу вообразить его стремление понять, с насколько двинутым инфестатом ему предстоит иметь дело.
— Так, мне нужно откалибровать аппаратуру, — сказала доктор. — Я буду задавать вам вопросы, а вы отвечайте на них честно и полно. Каких-либо строгих требований к форме ответа нет. Можете смело делиться своими личными размышлениями и переживаниями. Чем больше вы скажете, тем более полную картину я смогу составить. Вы готовы?
— Абсолютно.
— Хорошо, начнем с общего. Как вас зовут?
— Юрий Жарский.
— Ваш возраст?
— Двадцать девять полных лет.
— Должность, присвоенный разряд и специальное звание?
— Командир малого звена Главного управления боевой инквизиции, инквизитор первого боевого разряда, майор ФСБН.
— Ага, отлично… — боковым зрением я видел, как женщина что-то настраивает в планшете, периодически поглядывая на меня. — Ваш персональный идентификатор «Ворон?»
— Нет.
— «Метис?»
— Нет.
— «Факел?»
— Да.
— Угу, хорошо… Скажите, Юрий, вы задумывались об употреблении запрещенных веществ или алкоголя?
— Раньше задумывался. Теперь нет.
— Даже изредка?
— В последние дни никогда.
— Вы когда-нибудь нарушали закон, находясь не при исполнении своих обязанностей?
В моем воображении тут же каскадом пронеслись картины жестоких расправ над инфестатами. Скользкий от крови молоток в ладони, огонь, вопль сгорающего дара, едкий керосиновый дух, корчащийся на дне смотровой ямы обугленный бизнесмен…
— Да, бывало пару раз, — спокойно признался я, словно речь шла о неправильной парковке или переходе дороги в неположенном месте.
— Вы испытываете вину за это? — тут же пошла в наступление психиатр. — Хочу напомнить, Юрий, что я здесь не с целью вас в чем-то уличить. Я просто помогаю вам разобраться с самим собой. Ваше начальство получит от меня только отчет с выводами, а детали беседы останутся исключительно между нами троими.
«Ага, как же… так вам и поверил, доктор», — подумал я, но вместо этого сказал:
— Спасибо за напоминание. Нет, я не испытываю вины. Скорее даже наоборот, считаю, что все сделал правильно.
— Вы бы поступили иначе, будь у вас такой шанс?
— Определенно.
Я убежденно кивнул, но не стал говорить о том, что «иначе» в моем понимании это привести приговоры в исполнение значительно раньше.
— Что ж, радостно слышать, — благосклонно кивнула врач, по-видимому, не распознав подвоха в моем ответе. — Юрий, а когда последний раз вы испытывали сострадание или жалость при виде пострадавшего человека?
— Всякий раз, когда натыкался на жертв инфестатов, умертвий или упырей.
— Ваше сожаление направлено только на обычных людей? Или на обращенных кукол тоже?
— Первое. Куклы, как бы не были похожи на нас, больше людьми не являются. Они продолжение воли того злоумышленника, который накачал их некроэфиром и ничего более. В боевой обстановке жалость к врагу будет играть против меня.
— А вы сами когда-нибудь нарушали закон о неприкосновенности тел умерших?
— Неоднократно, — без экивоков бросил я.
Хоть глазами я следил за еле светящейся зеленой точкой на табло, но тренированное боковое зрение все равно отреагировало на движение психиатра. Она после моего откровения пугливо поежилась и будто бы даже дернулась, чтобы отодвинуться подальше от кушетки.
— Однако это никогда не шло вразрез с моим долгом, — ввернул я пояснение, дабы успокоить медика.
— Х-хорошо, идем дальше, — совсем неубедительно изобразила врач невозмутимость. — Вы когда-либо совершали опасные деяния ради острых ощущений?
— Мне остроты и на службе хватает, — позволил я себе небольшую усмешку.
— Вам бывает трудно контролировать свое поведение и эмоциональные импульсы?
— Больше нет, — ровно проговорил я.
— А раньше?
— Постоянно.
— Что-то изменилось? Вы пережили какое-то потрясение?
Я подавил
