Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
только вчера я с ней, с живой…
Маршал нахмурился:
– Зина. О чем ты? Что было вчера?
Девушка сделала над собой усилие, подавила очередной стон, хлюпнула носом, сглотнула:
– Катя Герус – мы с ней дружили в гимназии. Я вчера пила с ней кофе в «Квисисане».
Глава 8. Первый подозреваемый
Раскрытые по летнему времени окна всех трех этажей «Квисисаны» заливали светом Невский, будто насмехаясь над маломощными уличными фонарями. То и дело хлопали двери, впуская внутрь и выплескивая обратно на проспект шумные компании. Весело и пьяно хохотали девицы, напротив вывески поминутно останавливались пролетки, подвозя все новых гостей, будто и не третий час ночи стоял на дворе. Из окон второго этажа доносился приятный тенор – невидимый певец, явно и довольно удачно подражая манере Большакова[6], старательно выводил:
Мимо палаццо мы дожей,
Мимо Пьяццетты колонн
Плыли с тобою… О, боже,
Что за чарующий сон![7]
Константин Павлович отошел в тень афишной тумбы, достал из заднего кармана брюк маленький плоский револьвер, откинул барабан. Предосторожность, вероятнее всего, окажется излишней, но береженого, как говорится… Удостоверившись, что все гнезда заполнены, он сунул оружие сзади за пояс, поправил пиджак и направился к звенящим и слепящим вратам.
Внутри, как и ожидалось, было дымно, шумно и душно от смеси запахов разного табака, мужских и женских духов и других менее приятных ароматов. Пробившись к стойке, он жестом подманил рыжего буфетчика и проорал ему в ухо:
– Кто работал вчера утром?!
Тот в ответ отрицательно замотал головой, показывая на уши – мол, не слышу ничего, махнул рукой в сторону небольшой черной дверки справа от буфета и, повернувшись к Маршалу спиной, направился в указанном направлении. Константин Павлович, усиленно работая локтями, как мог, поспешил за ним. За дверью оказалась крохотная подсобка, почти до потолка заставленная пивными бочками и ящиками с вином. На одной из бочек уже ждал буфетчик.
– Чего изволите, господин полицейский?
Маршал удивленно приподнял брови, но отпираться не стал – чего зря время терять?
– Как звать?
– Санька Груздь. Груздев.
– Ты вчера за буфетом служил?
– Я.
– Утром сидел тут один черноволосый, поправлялся перцовкой с рыжиками. Ушел потом с девицей.
– Был такой господин, – с готовностью подтвердил буфетчик.
– Кто таков и откуда? Знаешь?
Санька пожал плечами:
– Называется Николаем Егорычем, а где живет, не знаю.
– Здесь часто бывает?
– Да почитай каждый день. Да и ночь, – хихикнул он. – Обычно заявляется часам к одиннадцати, до трех гуляет, а потом утром в десять уже за стойкой сидит, врачует себя.
– Сегодня видел его?
– Ночами он на верхних этажах бывает, буфет-то у него что аптека, утреннее заведение.
Из-за двери раздался пьяный рев:
– Санька, песий сын! Вылазь из-под стойки!
Санька подскочил с бочки, зачастил:
– Прощенья просим, господин офицер, бежать надобно, вишь, ктой-то серчает. Запросто могут начать буфет крушить. Вы подымитесь наверх-то, любого официанта спросите, они укажут за полтинничек.
И выскользнул из каморки.
– Ну будет шуметь-то, уж и отойти по нужному делу нельзя, – услышал Константин Павлович его суровые увещевания.
На втором этаже он схватил за локоть первого официанта, пробегавшего мимо, блеснул серебряным полтинником с царским профилем и спустя всего пару минут уже наблюдал за дикими плясками бледного молодого человека с длинными черными волосами в довольно странном наряде: бордовом бархатном пиджаке поверх серебристого жилета и с пышным зеленым бантом вместо галстука. Время от времени он прерывался, подходил к столику, уставленному бутылками и тарелками, опрокидывал стопку чего-то мутного и высокоградусного, дико морщился и быстро-быстро щелкал пальцами, следом, ничтоже стесняясь, прямо щепотью щедро отправлял в рот квашеную капусту. На столе было полно и горячих закусок, но к ним гуляка почти не притрагивался. Выпив и закусив, он возвращался к пляске.
Наконец оркестр объявил перерыв, и танцор плюхнулся на стул. В зале погас свет, узкий желтый луч высветил малое пятно на сцене, выхватив из темноты тонкий силуэт в чем-то серебристо-струящемся, с откровенно и в то же время беззащитно обнаженными плечами. Воздушное создание трогательно обхватило себя руками за голые плечи и нараспев задекламировало неожиданно низким грудным голосом:
Пускай все те, которые живут,
Уйдут, укрывшись рваными стихами,
Пускай уснут с открытыми глазами,
Сменив мечту на призрачный уют.
Пускай все те, которые любили,
Распнут любовь на огненной звезде,
Целуя кровь на сломанном кресте,
Покрывшемся метровым слоем пыли.
Пускай все те, что раздавали свет
Пустым глазам ночных холодных окон,
Умрут во тьме, привыкнув к серым склокам
И не сумев судьбе ответить «нет».
Пусть все уйдет: стихи, дожди, мечты,
Пусть небо упадет на землю градом,
Но ты все время оставайся рядом,
Пусть все уйдут, не уходи лишь ты[8].
С минуту после окончания стихотворения в зале висела полная тишина, а потом ее раскололи на куски робкие хлопки, так и не перешедшие в овации. Снова зажгли свет. Константин Павлович очнулся, прищурился, ослепленный, а когда проморгался, с ужасом обнаружил, что официант убирает с интересовавшего его столика оставшуюся еду, а стул уже пуст. Чуть не расталкивая встречных гостей, Маршал слетел в буфет, с трудом протиснулся к выходу, но увы – на улице было полно народа, однако нужного человека он упустил. Снова ринулся в тесноту буфетной, уже не стесняясь, схватил за белую манишку Саньку и заорал тому прямо в ухо:
– Видел его?! Он выходил?!
Тот испуганно втянул голову в плечи, быстро ею закивал и для верности заорал в ответ:
– Минуты две как вышли, не больше!!!
Маршал выпустил напуганного буфетчика, со всей силы приложил кулаком по стойке. Санька поспешно отступил вглубь, тщательно расправил помятую накрахмаленную сорочку, обиженно наблюдая из-под насупленных бровей за муками сурового полицейского, но видя, что тот вовсе убит случившимся, опять махнул в сторону коморки.
Второй раз за вечер оказавшись среди бочек и бутылок, Маршал лишь раздраженно бросил:
– Чего тебе?
Санька заговорщицки понизил голос, хотя подслушивать их вроде бы было некому:
– Господин полицейский, вам ежели очень сильно нужен этот Николай Егорыч, то я вон чего вам присоветую: через четверть часа, не больше, вернется извозчик, что его отвозил. Он завсегда одного и того же берет, уж месяц почти. Я вам его укажу, у него кобыла красивая такая, сама чернее ночи, а посеред лба
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
