подписями, причем большинство свидетелей явно итальянцы[65]. Но в дальнейшем венецианцы отодвигаются на второй план, и только в 20-х годах XIV в. их позиции в Иране значительно усиливаются.
Хотя первые сведения о большой генуэзской колонии в Тебризе восходят к 1304 г.[66], несомненно много генуэзцев еще в 70-х и 80-х годах XIII в. обосновалось в Тебризе. Любопытно, что торговую деятельность они весьма успешно сочетали со службой при дворе иль-ханов Абаги и Аргуна, генуэзские толмачи состояли в штате посольств иль-ханов к европейским дворам, и порой генуэзцы исполняли обязанности послов и от имени своих монгольских владык вели переговоры с Западом. Такими дипломатами-дельцами были, в частности, видные тебризские деятели Бускарелло ди Гизольфо и Томмазо Анфосси. Имя Бускарелло ди Гизольфо встречается и в известиях о многочисленных посольствах иль-хана Аргуна и в нотариальных актах Генуи и Кафы. Этот монголо-генуэзский политик вел крупные торговые дела в Крыму и на Кубани, а его потомки владели городом Матрегой (Таманью)[67]. Томмазо Анфосси, вероятно в качестве приметы своей профессии, носил прозвище Банкир и состоял в тесной связи с главой финансового ведомства иль-хана Аргуна, в прошлом лекарем, Саад ад-Даулом.
В нотариальных актах Перы имеются данные о генуэзце Вивальдо Лаваджо. За счет иль-хана Аргуна он снарядил корабль для охраны берегов Кубани и Кавказа и у Джубги отбил у пиратов товары кафских армян[68].
Но в 80-х годах XIII в. наиболее значительным генуэзским предприятием в монгольском Иране было снаряжение “секретной” флотилии на Тигре. По прямому поручению Аргуна, вероятно около 1288 г., в Багдад прибыли генуэзские кораблестроители и моряки. Они построили здесь две большие галеры, предназначенные для дальних океанских плаваний. Гийом Адам писал в 1317 г., что “татарский император” и генуэзцы желали прорваться в Индийское море и пресечь торговлю между Индией и Египтом: возможно, организаторы этой экспедиции преследовали и более грандиозные цели и желали пройти к восточным берегам Африки. Вероятно, эта флотилия вызвала бы большое смятение в Египте, доведись ей выйти в плавание. Этого, однако, не случилось: экипажи флотилии втянулись в жестокую ссору, и большая часть моряков погибла. В 1301 г. враждующие клики примирились и их предводители, моряки из знатных семейств Гримальди и Дориа, продали часть своего имущества, чтобы восстановить флотилию, но корабли так и не вышли в море[69].
Французский историк Ш. де Ронсьер, автор капитального труда по истории географических открытий в Африке, полагает, что генуэзец Доменикано Дориа, причастный к снаряжению этой флотилии, был автором первых морских карт типа портоланов; очень возможно, что Дориа использовал богатый опыт иранских космографов, чьим штабом была великолепная обсерватория в Мараге, созданная по приказу иль-хана Хулагу[70].
На Каспийском море у генуэзцев в 80-х годах XIII в. были свои суда, и Марко Поло отмечал, что плавать тут они начали лишь недавно[71]. Несомненно, в 70-х и особенно в 80-х годах XIII в. генуэзцы собрали сведения о дорогах, ведущих из Тебриза к Ормузу; вероятно, они в эти годы успели уже побывать в Ширазе, Йезде и Кермане, городах, лежащих на этих трассах. Во всяком случае, генуэзцы к 1290 г. создали в Иране сеть опорных пунктов, которой и не преминули воспользоваться католические миссионеры.
Францисканцы и доминиканцы на транзитных путях Востока. Красноречивее всего о кровных связях генуэзских торговых колоний и опорных баз орденских миссионеров говорит карта “францисканского Востока”, составленная Голубовичем. Мы приводим ее с единственным дополнительным обозначением: черным квадратом показаны генуэзские колонии. Карта соответствует кульминационному периоду в истории орденской миссионерской деятельности — 20—30-м годам XIV в., но в своей малоазиатско-иранской части почти целиком отвечает ее более раннему этапу — 80—90-м годам XIII в. Миссии повсеместно накладываются на генуэзские колонии, и те и другие сидят в узловых пунктах главных транзитных путей Передней Азии.
Провинции Святой земли на этой карте нет. Последние плацдармы в Сирии и Палестине франки потеряли в 1291 г., и старые орденские опорные пункты в “Святой земле” утратили свое былое значение. Но зато появились два викариата ордена “меньших братьев” — Восточной Татарии и Аквилонский (Северный), в границы которых вошли территории, по площади равные всей Европе. Ведь за восточной рамкой карты осталась часть Ирана и вся Индия, приданные викариату Восточной Татарии[72].
Существовала, правда, основанная не в XIII в., а в начале XIV в. третья восточная провинция ордена — викариат Татарии, или Катая. Этот викариат обязан был своим появлением на свет Джованни Монтекорвино и включал весь Китай, Монголию и Среднюю Азию. Примечательно, что в орденских анналах нет сколько-нибудь точных сведений о времени учреждения Аквилонского викариата и викариата Восточной Татарии. Они возникли незаметно, исподволь, но уже наверняка существовали в 1289 г., когда Монтекорвино отправился в Индию и Китай[73].
В границы Аквилонского викариата входили две кустодии (округа) — Газария и Сарай. К кустодии Газария относились крымские, придунайские и приднепровские земли, саранская кустодия охватывала восточную часть Золотой орды с Северным Кавказом включительно. Центром этого викариата была Кафа.
Викариат Восточной Татарии состоял из трех кустодий — константинопольской, трабзонской и тебризской с центрами в Тебризе (с XIV в. в Султании).
О характере связей между генуэзскими торговыми людьми и орденскими миссионерами можно судить по генуэзским нотариальным актам и отчетам Кустодиев восточных викариатов и настоятелей монастырей, основанных францисканцами и доминиканцами в Крыму, Грузии, Малой Азии, Иране и других восточных землях. Связи эти были весьма тесными и взаимовыгодными. В актах генуэзских нотариусов в Фамагусте, Пере и Кафе сделки, в которых непосредственно участвуют монахи францисканского и доминиканского орденов, зафиксированы многократно[74]. Часто миссионеры выступали в роли посредников между генуэзскими консулами заморских колоний и государями, на землях которых генуэзцы обосновались. В несколько наивной форме сущность генуэзско-миссионерского альянса так охарактеризовал итальянский историк Корнелио Дессимони: “Купцы были воодушевлены религиозным прозелитизмом и выступали совместно с миссионерами, по мере надобности оказывая друг другу поддержку... Отметим, что большая часть викариев и епископов обоих орденов принадлежала к генуэзским фамилиям, что естественно, если учесть большую склонность генуэзцев к путешествиям и их опыт в этом отношении”[75].
Религиозный прозелитизм и склонность к путешествиям ради путешествий смело можно оставить на совести автора. Но тот факт, что генералитет орденских миссий пополнялся главным образом за счет “жирных” семейств, свидетельствует о реальных связях между орденами и генуэзской олигархией. Связи эти отнюдь не ослабли и в XIV в., когда дороги, ведущие в Индию и Юго-Восточную Азию, были разведаны путешественниками-миссионерами, чьи записки включены
