— До сих пор не верю, что могу беспрепятственно трахать тебя в любое время, — прижимает к себе, упираясь неопавшим добром в ягодицы. — Мечтал о твоей влажности все эти месяцы, во сне переставлял в различные позы и отрывался на всех дырочках. Всю ночь с тебя не слезу.
Мы прерываемся только на кормление Киры, а затем с ненасытным голодом бросаемся в объятия друг другу. Знаю, мышцы с утра будут болеть от физических нагрузок, голова раскалываться от недосыпа, а между ног саднить от непомерного аппетита Мира, но я ни за что не откажусь от нашей ночи.
— Нам надо переселить Киру в детскую и нанять ей няню, — устало бубнит Мир, касаясь губами волос и сползая в тишину. — Собираюсь брать тебя каждую ночь, так что моей малышке понадобятся силы.
— Можно взять Зосю. Она хорошо ладит с детьми. Только на такие забеги каждую ночь меня не хватит, хоть найми с десяток нянь, — расплываюсь в улыбке, но Мир меня уже не слышит, тихо сопя в макушку и по инерции вдавливая рукой в кровать. Медведище. И так с места не сдвинешь, а в расслабленном состоянии кажется, что весит целую тонну, причём каждая конечность по отдельности.
С первыми проблесками серого, мутного рассвета обессиленные засыпаем, сплетясь руками и ногами, не обращая внимание на скомканные простыни, впитавшие в себя пот, сперму и смазку. Я уже забыла, что значит проваливаться в сон, не чувствуя наличие рук-ног и искрясь от сытого удовольствия. Отголоски многочисленных оргазмов щекочущими иголочками бегают по кровотоку, а мерные удары сердца, гулко отдающие в спину, звучат милее сладкой колыбели.
Что бы с нами не случилось, как бы не повернулась жизнь, мы всегда будем заканчивать путь так же, лёжа в объятиях друг друга и дыша одним воздухом на двоих. Нас не разорвать, не расклеить, не развести. Одно общее сердце, одна общая душа, один общий мир.
Глава 15Дамир
— Смотри, смотри, как она вгрызается в мой палец, — шепчу, держа Киру на коленях. — А сил сколько… И хватка… Не завидую её будущему мужу, вонзится зубками и до кости плоть оттяпает, если я раньше в бараний рог этого урода не сверну.
— Ты хоть руки помыл? — скептически смотрит Ника на ладонь, сжатую маленькими, пухлыми ручками, по которой стекают слюни. — У Кирки столько прорезывателей, а ты ей пальцы в рот пихаешь.
— Предлагаешь силикон ей пихать? — хмыкаю, выгибая бровь. — Пусть практикуется на живом материале.
— Мир, — вздыхает. — Она же ребёнок, девочка, а не упырь, жаждущий крови.
— Не знаю, как насчёт упыря, но с появлением шестого зуба мои пальцы находятся в серьёзной опасности. Её аж трясёт от злости, когда прокусить не может.
Ника фыркает, а я вытираю, взмокший от усердия и слюней, подбородок дочки и возвращаю пальцы обратно, ловя кайф от старательного обгладывания конечности. Кирке всего восемь месяцев, а она уже такая же красивая, как мама. Хлопает своими карамельными глазками, окружёнными густыми ресницами, и за этот взгляд мир готов встать на колени.
После смерти Кочерги покушения и курьёзные случайности перестали происходить. Дни потекли ровно и спокойно, а ночи жарко и страстно. Кажется, малышка стала ещё отзывчивее, сексуальнее и вкуснее. Она горит в моих руках, плавится подо мной, осыпается пеплом, кончая, и возрождается, опаляя своим теплом. Без неё жизни не было и не будет, потому что Вероника моя жизнь.
— Покормишь мелкого зубастика? — Ника ставит на стол овощное пюре, которое жутко не любит крошка. — Глеб! Обедать!
Глеб с грохотом закатывается в кухню, снося велосипедом напольную вазу и стул, и виновато косится на мать. Ника с укором качает головой, устало отбрасывает полотенце на столешницу и переводит многозначительный взгляд на меня.
— Глеб, сын, мама сколько раз говорила тебе не кататься на велосипеде в доме? — провожу воспитательную работу, навешивая строгое выражение лица и одновременно усаживая Киру в стульчик.
— Но на улице дождь, а мне стало скучно, — бубнит Глеб, поправляя вазу и стул. — Зося ушла, и со мной некому играть.
— Тебя оставили без внимания всего двадцать минут назад, а ты ведёшь себя как маленький мальчик, — продолжаю давить парню на совесть. — Сафина взяла на сегодня выходной, и маме пришлось заняться обедом, а Зося отпросилась на полдня по своим делам, так что папа должен помогать маме, как ответственный мужчина и глава семьи. Ты мог бы тоже помочь, как ответственный мужчина и будущий глава семьи.
— Я обязательно помогу, — выпячивает грудь и челюсть Глеб. — Я взрослый мужчина.
— Садись есть, — расслабляется Ника. — Помоешь потом посуду.
Кира старательно плюётся протёртой тыквой с мясом, обделывая оранжевыми кляксами окружающее пространство и меня вместе с ним, Глеб вылизывает тарелку, нетерпеливо поглядывая на сестру и прикидывая объём помывочных работ, а жена декорирует жаренный кусок мяса соусом и овощами. Семейная идиллия. Очередной плевок Киры сопровождает рингтон телефона, и Ника замирает над тарелкой.
— Да, Гар, — снимаю вызов.
— У нас проблемы, Мир, — встревоженный голос Гарыча нарушает семейную эйфорию. — Не стал заходить в дом и волновать Веронику. Можешь подойти ко мне?
— Сейчас буду, — сбрасываю звонок и отставляю в сторону оранжевую гадость. — Я ненадолго.
Мне не надо оправдываться перед женой, она сама понимает, что что-то случилось. Не часто меня дёргают из дома, стараясь решить все вопросы по телефону. Даже Элеонора перестала тратить время на поездки сюда, перекинув бумажную работу и курьерские услуги на помощника.
— Мы потеряли связь с группой в Алжире, — подскакивает Гар, как только я захожу в комнату. — Границу груз перешёл, проблем с военными не возникло, принимающая сторона подтвердила встречу, распаковку стволов произвели, а при передаче связь оборвалась.
— Сколько там бойцов? — обрываю его нервный лепет.
— Восемь наших и около двадцати Шахима.
— И что? Не один из двадцати восьми не отвечает? До Шахима пробовали прозвониться? — достаю телефон и перебираю записную книжку. Давно я не общался с арабом, напрягающим своей кучей дочерей.
— Молчат все, и Шахим не отвечает, — оправдывается Гарыч. — Я набрал тебя сразу, как понял, что ситуация вышла из-под контроля.
Подношу трубку к уху, и оттуда противно тянет длинными гудками. Гудки в пустоту Шахиму, его правой руке, его начальнику головорезов. Ощущение, что на Алжир прилетел подарок, оставив после себя глубокую воронку.
— Давай пошлём туда Бору, или могу полететь я, — предлагает Гар. — Нужно срочно выяснить, что с грузом и бойцами.
— Не рыпайся, — бью по столу кулаком, пресекая истерию. — Не хватало положить ещё наших парней. Ждём, пока от Шахима или Камрана поступит сигнал. Кто-нибудь из них должен выйти на связь.
Ухожу от Гара и возвращаюсь в дом. Кира ползает по манежу, выбрасывает из него игрушки, а Глеб, как старший брат, бегает вокруг, пыхтит, поднимает и закидывает их обратно. Ника протирает столы, разобравшись с последствиями Киркиной нелюбви овощей, и трогает фольгу, проверяя не остыл ли наш обед.
