парусных, многие перегоняли тихоходную «Бируту», проходили совсем рядом, и тогда Алексей слышал речь на незнакомых языках. По обоим берегам стояли сотни барж, дымили трубы заводов и фабрик, сновали прогулочные яхты. Темза не понравилась Алексею. Все здесь было серым, грязным, скучным. И небо, и нескончаемо тянущиеся по берегу строения, и желтые, мутные воды реки… Именно такой он и представлял себе Темзу.
После нескольких часов хода к «Бируте» подошел маленький буксирчик, принял с нее стальной конец и через неширокий шлюз затащил в закрытый бассейн, носящий название «Сэрри-док». Так сказал боцман.
Вечером, после окончания рабочего дня, помывшись и надев костюм, Алексей собрался на берег. Моросил дождь, хмурые тучи висели над городом, но было тихо и тепло. Недовольный Пеструхин, завернувшись в непромокаемый плащ, уже встал на вахту и топтался у трапа. Увидя проходящего Алексея, он заныл:
— На берег идешь? Без меня? Не мог подождать! Эх, ты… Я бы тебе Лондон показал, к «Чарли Брауну» сходили, пива выпили бы… Не ходи, а? Завтра вместе пойдем. Все равно ты ничего тут не знаешь.
— Да нет… Я уже собрался. Пойду поброжу просто так. Хоть на улицы погляжу. А с тобой в следующий раз сходим.
— Вот дракон проклятый! Вечно он мне приходную вахту устроит. В прошлый раз приходная, в этот приходная… Буду чифу жаловаться. Ты хоть деньги сегодня не трать, Лешка. Ладно? Я тебе и купить что помогу, — ныл Пеструхин.
Видно, ему очень не хотелось стоять вахту и отпускать Алексея одного в город.
Чибисов посидел в кубрике. Все свободные от вахт давно сошли на берег. У большинства моряков здесь были знакомые, выходцы из Латвии. Иные шли в бары — выпить, а если не хватит денег, то и получить кредит до следующего прихода в Лондон. Молодые искали приключений на темных припортовых улицах.
Чибисов слышал, как на полубак поднялся Пеструхин, пробил три двойные склянки. Семь часов. Петька заглянул в кубрик. Увидя сидящего за столом Алексея, присвистнул:
— Еще не ушел? Передумал?
— Сейчас ухожу, — сказал Алексей, вставая.
— Ну и дурак! Погода — хороший хозяин собаку не выгонит, а он гулять собрался.
Алексей зашел в подшкиперскую. Лобода был там, прилаживал деревянную ступеньку к штормтрапу.
— Я пошел, Василий Васильевич…
— Добре. Самое время. Все помнишь?
— Все.
Алексей помахал рукой Пеструхину, спустился с трапа. Петька показал ему фигу. Пройдя проходную, в дверях которой стоял высоченный полисмен в синем мундире и синей суконной каске, Алексей очутился на пустынной улице.
Пройдя несколько кварталов, Алексей вышел на длинную Комэршиэл-роуд. Стемнело. Фонарщик с лесенкой на плече зажигал газовые фонари. По этой улице надо было пройти влево, а там спросить, где находится Виктория-стрит. «Каждый покажет», — сказал ему боцман. Алексей так и сделал. Пройдя немного, он остановил какого-то англичанина и попросил показать путь. Хотя английский язык Алексея заставлял желать лучшего, — он изучал его только самостоятельно дома и в мореходной школе, — прохожий понял, чего он хочет, и, вежливо приподняв котелок, попросил следовать за ним: он идет в ту же сторону. Скоро они вышли на узенькую улочку, сплошь застроенную двухэтажными домиками с палисадниками.
— Это здесь, — сказал англичанин, снова приподнял котелок и повернул обратно.
Алексей без труда отыскал дом восемнадцать. Он ничем не отличался от соседних. Такой же двухэтажный, с палисадником перед фасадом. Алексей поднялся на две ступеньки вверх, позвонил. Долго не открывали. Потом Алексей услышал шаги, щелкнул замок, и его впустили в освещенную прихожую. Человек, открывший дверь, был худ, высок, черноволос, на носу пенсне. Он пристально разглядывал Алексея, ожидая, что́ тот скажет.
— Я пришел от Кочеткова, — по-русски произнес Чибисов.
Черноволосый улыбнулся, протянул руку:
— Ну, здравствуйте, товарищ. Мы уже заждались. В порту нам сообщили, что ваш пароход ожидали вчера.
— Шторм задержал, а то пришли бы вовремя.
— Пойдемте наверх. Для вас все приготовлено. Я знаю, что времени терять нельзя.
На второй этаж вела витая деревянная лестница. В маленькой, уютно обставленной комнате хозяин, извинившись, оставил Алексея одного, сказав, что сейчас принесет чемодан.
Вскоре он вернулся, держа в руках большой блестящий чемодан.
— Тяжеловат. Тут два брезентовых мешка с литературой. Сделали, как просили в прошлый раз. — Пошли, — сказал он, пропустив Алексея вперед. — До свидания. Успеха вам во всем.
Дверь распахнулась, и Алексей остался на улице один. Чемодан действительно оказался тяжелым. Надо нанимать фиакр. Дотащив свою ношу до Комэршиэл-роуд, Алексей остановился под фонарем. Он вынул из кармана часы. Четверть десятого. Надо торопиться. На улице ни души. В отдалении хрипло пел пьяный. К счастью, показались фонари приближающегося фиакра. Алексей вышел на середину улицы, поднял руку. Экипаж остановился. Кучер в цилиндре, с длинным бичом в руках, подозрительно поглядел на Алексея, когда тот назвал портовый район. Вероятно, в такую пору фиакры ездили туда редко, но, увидев чемодан, назвал непомерную цену. Алексей не стал торговаться.
Не доезжая до проходной, он расплатился с кучером и, приготовив шиллинг для полицейского, как учил боцман, зашагал в порт. «Бобби» вышел ему навстречу, покосился на чемодан, получил от Алексея монету и, повернувшись спиной, показывая этим свое полное равнодушие к тому, что несет матрос, ушел в будку.
Причал, где стояла «Бирута», был погружен во тьму, если не считать двух фонарей, стоящих в отдалении, да закопченной керосиновой лампы с круглым стеклом, привязанной у трапа. Стараясь держаться подальше от стенки, Алексей выбрал штабель с метками, покрытый брезентом, сел около него на чемодан и принялся наблюдать за пароходом. Отсюда хорошо видны трап, площадка и кусок надстройки. Алексея же заметить было невозможно, — его скрывала темнота. На «Бируте» пробили склянки. Десять. Алексей слышал, как стучит его сердце, нервы напряглись до крайности. Вот сейчас он начал волноваться. А что, если боцман не сумеет убрать Пеструхина от трапа? Или случится что-нибудь непредвиденное? Как тогда поступать? Везти чемодан обратно? Или спрятать его в порту? Возникали десятки вопросов, которых они с Лободой не предусмотрели. Да всего и не предусмотришь. Боцман не появлялся. Волнение с еще большей силой охватывало Алексея. Неужели что-нибудь случилось?
Наконец на палубе раздались негромкие голоса. Алексей прислушался. Говорил боцман. Алексей сразу узнал его бас. А вот тонко засмеялся Пеструхин. Что они говорили, разобрать было нельзя. Прошло еще минут пять. На площадку парадного трапа вышел боцман, помахал кепкой. Пора! Алексей схватил чемодан, добежал до трапа, быстро поднялся и, не говоря боцману ни слова, пошел в подшкиперскую. Поставив чемодан, прикрыл дверь и хотел юркнуть в кубрик, но увидел Пеструхина, стоящего у бачка с водой с кружкой в руках.
