— Давай! — крикнул он, отойдя в сторону.
Эйлин пришпорила коня, и гнедой рванулся вперед. Веревка натянулась, как струна, готовая вот-вот лопнуть.
— Не останавливайся! — крикнул Шон. — Так, еще немного... Хорошо!
Он направился к берегу. Вдруг за его спиной раздался треск — сук переломился надвое. Эйлин застыла в ужасе, увидев, как часть обломка, взлетев вверх, ударила Шона по голове. Вода, освободившись от затора, хлынула большим потоком, увлекая за собой человека. Там, где только что стоял Шон, была вода.
Испустив крик отчаяния, Эйлин развернула гнедого к реке и сильно подстегнула его каблуками своих сапог. Лошадь недовольно фыркнула и пустилась почти в галоп, таща за собой на веревке обломок сука. Эйлин резко осадила лошадь, когда увидела Шона, лежавшего на берегу лицом вниз. Гнедой остановился как вкопанный, и если бы Эйлин не держалась мертвой хваткой за луку седла, то обязательно перелетела бы через голову жеребца.
Соскочив на землю, она бросилась к Шону, опасаясь самого худшего. Поднатужившись, она перевернула его на спину. На его голове, чуть выше уха виднелся ушиб багрового цвета.
— Шон! Шон!
Он тихо застонал и открыл глаза.
— Кто скажет, что я не умею доставить женщине удовольствие? — слабо улыбнувшись, проговорил он.
— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила Эйлин.
— Дорогая, бывало и похуже.
— Мне не до шуток! — рассердилась она. — Тебя не тошнит?
Шон дотронулся пальцами до ушиба и поморщился от боли.
— Да все в порядке. Эта проклятая коряга сбила меня с ног.
Когда Шон встал на ноги, Эйлин не отходила от него, опасаясь, что он пострадал от удара сильнее, чем говорил ей. Он просто не хотел пугать ее. Правда, он выглядел вполне здоровым, если не считать багрового пятна на голове.
— Черт, я потерял свою шляпу, — сказал Шон, проведя рукой по волосам.
Отвязав веревку от деревянного обломка, он смотал ее и снова повесил на седло. Затем Шон снял рубашку и разложил на камне сушиться.
Эйлин старалась не смотреть на него, но это было невозможно. У Шона была великолепная фигура, как у хорошего атлета, только достиг он этого не тренировками в спортзале, а тяжелой физической работой. Ей стоило немало сил сдержаться и не протянуть руку к его мускулистой груди, к твердым, упругим мускулам на руках.
— Ты голодна? — спросил Шон, снимая седельную сумку. — У меня есть несколько сандвичей, кофе и еще кое-какая мелочь.
— Я бы съела сандвич, — сказала Эйлин.
Он передал ей сумку с термосом, а сам привязал лошадей к соседнему дереву.
Они устроили пикник в тени раскидистого дерева. Эйлин открыла пакет и вынула из него несколько сандвичей, пару яблок и нож. Передав один сандвич Шону, она налила в пластиковый стаканчик кофе и развернула свой сандвич.
— Какой огромный! — воскликнула Эйлин. — Нам на двоих хватило бы его одного.
— Черта с два, — возразил Шон. — Тебе еще повезло, что я поделился с тобой.
— Любишь поесть? — спросила она, разрезая сандвич пополам.
— Еще как! — ответил он и, взглянув на нее, сказал: — А ты, конечно, как многие женщины, сидишь на диете.
— Не угадал. Ем все подряд, кроме шоколада. У меня на него что-то вроде аллергии.
Шон медленно обвел глазами ее фигуру. Эйлин была тоненькой, но не костлявой. У нее были округлые бедра, узкая талия и хорошего размера грудь.
— Никогда не скажешь, глядя на тебя.
— Спасибо за добрые слова. — Эйлин не отказала себе в удовольствии более внимательно рассмотреть его, после чего вернула комплимент: — Тебе тоже грех жаловаться.
— Благодарю вас, леди, — проговорил Шон, церемонно склонив голову.
— На здоровье, — кокетливо бросила Эйлин.
— Мне нравятся женщины с хорошим аппетитом.
— Тогда ты попал в точку.
Блеск в его глазах согревал ее, так же как и теплота, сквозившая в их легком, слегка ироничном разговоре. Эйлин нравилось, что Шон часто улыбается, что он обладает чувством юмора. Чувства юмора и еще честности как раз не хватало ее бывшему любовнику. Стюарт сказал ей, что разведен, в то время как продолжал жить с женщиной, которая была не только его женой, но и ждала от него ребенка. Эйлин было горько вспоминать, что она потратила целых три года на этого мерзавца. Тяжелее всего было то, что она даже не подозревала, что он обманывает ее. Какая непростительная слепота! Оглядываясь назад, Эйлин понимала, что многое указывало на то, что Стюарт несвободен, но она отказывалась замечать это.
Сделав глубокий вдох, Эйлин выбросила из головы все мысли о Стюарте, что было нетрудно, имея под боком Шона.
Шон покончил с первым сандвичем и развернул второй. Он уже поднес его ко рту, но спохватился.
— Хочешь половину? — спросил он, взглянув на Эйлин.
— Я еще этот не доела.
Как можно думать о еде, когда рядом сидит полуобнаженный Аполлон?! Влажные джинсы плотно облегали каждую выпуклость нижней части тела Шона, пробуждая в голове Эйлин греховные мысли.
— Поторопись. Я обгоняю тебя.
— Может, ты возьмешь вторую половину моего сандвича?
— Я бы взял кое-что другое, — ответил Шон.
Эйлин застыла. Она хотела сказать: «Я тоже», — но у нее вдруг пропал голос.
Шон уже протянул к ней руку, но в последний момент убрал ее. Что я делаю? — мысленно спросил он себя и укоризненно покачал головой. Не надо было вообще привозить ее сюда. Чем больше я провожу с ней времени, тем тяжелее мне будет, когда она уедет домой.
Он сгорал от желания, понимая при этом, что, переспав с Эйлин, уже не отпустит ее от себя. Несмотря на сильное взаимное влечение, они были слишком разными людьми. Шон считал, что она скорее всего просто развлекается с ним на отдыхе от нечего делать, а потом будет рассказывать подружкам о своем «курортном» романе с ирландцем.
От этих мыслей у Шона пропал аппетит. Он бросил сандвич на салфетку, встал и отошел в сторонку. Зачем ему все это? В последний раз, когда он играл в эти игры, вся его жизнь перевернулась, подкинув ему обязанности, к которым он был не готов.
Эйлин проводила его взглядом. Что с ним случилось? — недоумевала она. Она положила остатки сандвича в пакет и убрала в сумку все, что осталось от их пикника. Ей хотелось подойти к Шону и спросить, что произошло, но она продолжала сидеть на месте. К сожалению, она не видела его лица, которое могло подсказать ей, о чем Шон думает, что чувствует.
Постояв немного, Шон натянул на себя еще не высохшую рубашку, затем подтянул подпруги у обеих лошадей и подвел их к Эйлин, продолжавшей сидеть на траве.
— Возвращаемся? — спросил он.
