где находился кабинет главного врача и конференц-зал. Чутье Незнакомцев сложно обмануть, вот и сейчас дверь конференц-зала распахнулась, стоило Офелии появиться в фойе перед ним. Но вместо членов комиссии она увидела Астера и Рамона Эверетта собственной персоной, которые вышли из зала. Члены комиссии остались внутри. Рамон был мрачен и замкнут. Увидев доктора, он, кажется, побледнел. Даже сделал шаг назад. Дональд, напротив, улыбнулся.
— Они подписывают бумаги о твоем немедленном восстановлении. — Ей показалось, или Эверетта передернуло на этом фамильярном «твоем»? — А мистер Эверетт хочет сказать тебе несколько слов. Не правда ли, Рамон? — Дождавшись, пока тот сдержанно кивнет, Астер протянул Офелии ключи. — Не буду вам мешать.
Офелия вздохнула. Адвокат молчал. Но ее снова охватило оцепенение в его присутствии. Кабинет Дональда Астера находился на этом же этаже чуть дальше. Радовало, что хотя бы не придется заходить вместе в лифт. Она бы не выдержала. Развернувшись, Лоусон пошла в кабинет, нервно поигрывая ключами, она не видела, двинулся ли за ней адвокат, но каждой клеточкой тела чувствовала его присутствие. Это проявлялось в электрических импульсах, покалывании в кончиках пальцев. Кажется, даже волосы наэлектризовались.
Отперев дверь кабинета Астера, женщина пропустила адвоката вперед и зашла следом. Замок мягко щелкнул. В кабинете горел свет. На диване еще лежал плед, которым она укрывалась несколько часов назад. Будто почувствовав, что именно она там спала, Рамон бросил на Офелию вопросительный взгляд. Будто имел на это право. Она выпрямилась, насколько вышло. Сейчас, когда они остались наедине в замкнутом пространстве, грудь сдавило. Ближе всего то, что она чувствовала, можно было отнести к страху. Рамон ничего не делал и не шевелился. Пауза, кажется, не затягивалась, прошло лишь несколько секунд, но они растянулись в сотни лет. В темно-синих, чистого, удивительного цвета глазах билась какая-то искра, какая-то мысль, но за ней — только мгла и бездна. Бездна вечности. Сколько ему лет? Тысяча? Две? Что за существо скрывается за лицом молодого адвоката? Его ли это лицо? Глаза точно его. Сама Офелия не умела менять внешность, хотя в последнее время ей казалось, что что-то просыпается внутри, рвется наружу, и вместе с этим растворяется она сама.
Она невольно прижалась спиной к двери, закупорив ее и попыталась напустить на себя вопросительный вид. Будто это не она привела его сюда.
— Здравствуйте.
Его голос звучал иначе. Не так, как она его запомнила. Он обрел глубокие обертона, стал почти бархатистым. Адвокат говорил негромко. Не играя. На отстаивая свою позицию и никого не защищая. Он просто говорил. По спине пробежали мурашки.
— Здравствуйте, мистер Эверетт.
— Рамон.
Она не ответила. Просто не хватило дыхания, чтобы ответить.
— Я должен перед вами извиниться…
— Если вы хотите это сделать, потому что настоял доктор Астер, не стоит себя утруждать, — выпалила она, не шевелясь.
Синие глаза немного потемнели.
— Вы не знаете меня. Поэтому я прощу вам такое предположение…
— Вы простите мне, — отчеканила она с горькой усмешкой.
Офелия вздернула подбородок, удивляясь тому, что страх сменился злостью. Яростью. Эверетт сделал шаг вперед, и она инстинктивно вжалась в дверь. Цепочка карманных часов поблескивала на груди, отвлекая и спасая одновременно. Можно было сосредоточиться на ней и не смотреть в глаза. Ее лицо находилось на уровне его груди. Он будто стал выше. Или просто ближе?
— Я не делаю то, что просят другие, если не хочу этого или с этим не согласен, — прохладно закончил он. Цепочка приблизилась еще на шаг. — Поэтому забудем последнюю минуту и начнем с начала. Я должен… нет. Я хочу перед вами извиниться.
Она молчала. Подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Снова. Но сейчас это не было похоже на сражение. Его лицо сохранило спокойное выражение, хотя в уголках красивых губ она заметила признак улыбки. Слабый ускользающий намек.
— Смерть этого человека уничтожила работу последних месяцев. И я был вне себя от злости. Не рассуждал здраво. Я отозвал свои претензии и убедил комиссию в том, что им не стоит продолжать.
Она хотела сказать, что из-за него погибли пациенты, потому что она могла их спасти. Но не стала. Что-то в его словах и голосе заставило ее молчать. И слушать.
— Я понимаю, что эти двое суток по моей вине стали для вас адом. И хочу загладить свою вину перед вами. Я криминальный адвокат, а вы — лучший кардиохирург этого города. Скорее всего, нам предстоит работать вместе. И не раз. Мы плохо начали знакомство. Хочу это исправить.
Он сделал еще шаг вперед. Теперь при желании Офелия могла его коснуться. Но она прижала ладони к двери, боясь то ли его, то ли себя. То ли просто пытаясь удержаться на ногах. Взгляд затуманился, а сердце билось где-то в горле. Она забывала дышать. Магия этого существа постепенно окутывала ее в плотный кокон. В кокон, где не нужно ничего решать. Можно просто уснуть. Отдохнуть. Раствориться в чужой силе. Сумасшедшей силе древнего существа, который за каким-то чертом напялил на себя личину криминального адвоката. Она вздрогнула, почувствовав аромат. Дорогие духи, смешанные с чем-то терпким и пьянящим. Эмоциональный запах? Она никогда не находилась рядом с Незнакомцами и не знала, что они оказывают влияние на себе подобных. К этому разговору она была не готова. Совершенно. Злость улеглась. Ей на замену пришла усталость.
— Просто больше так не делайте.
С огромным трудом она отделилась от двери, проскользнула мимо него и замерла у стола Дональда, воинственно сложив руки на груди. Ей показалось — или Рамон все-таки улыбнулся?
— Этого недостаточно, — покачал головой он.
У него были чудесные волосы. Не иссиня-черные, как у Ли. А мягкого каштанового цвета. Цвета шоколада или чая.
— Для меня достаточно. Вы должны понимать, как много для меня значит возможность оперировать.
Он удивился.
— Я не врач, миледи. Могу лишь предположить, чего лишил вас. Вы добьете меня отказом.
— Отказом от чего?
— Я хочу полностью изгладить этот инцидент.
— Господин Эверетт. Если вы считаете, что этот разговор или разговор с моим начальником или какие-то знаки внимания заставят меня забыть о том, что из-за ваших действий мои квалификация, опыт и профессионализм были подставлены под сомнение, то вы ошибаетесь. Лучшее, что вы можете сделать, — это уйти. Оставить меня в покое и дать слово, что больше никогда не вмешаетесь в мою работу.
Улыбка исчезла с его лица, в взгляд
