class="p1">Кьерин аж поперхнулся от такого грубого и бесцеремонного подхода. Более того, в голосе его читалась вполне заметная оскорблённость, когда он переспросил:
– Я разве похож на человека, которого привлекает насилие?
Дрангол опёрся подбородком на кулак и с некоторой благородной грустью в голосе заметил:
– Удивился человек, который только что устроил пиратский набег на мирный остров.
Тон этот, и особенно видневшаяся за ним грусть, не понравились Кьерину. Сложив руки на груди, он откинулся на спинку стула, сверкнул по-ястребиному глазами и сухо уточнил:
– Если тебе была настолько не по душе эта затея – зачем отправился со мной?
Всё ещё удерживая на лице задумчивое созерцательное выражение, Дрангол выразительно постучал себя кулаком по виску: мол, что за дурацкий вопрос, как бы я тебя бросил?
Они некоторое время мерялись недовольными взглядами, потом Дрангол заговорил:
– Эрмин, включи логику. Люди, которые грабят острова, насилуют женщин на них, – выразительно поставил он чернильницу по правую руку от себя, – а люди, которые не хотят насиловать женщин, острова не грабят, – по левую руку от себя он поставил массивный компас. – Тут либо одно, – постучал он по чернильнице, – либо другое, – постучал по компасу.
– Не вижу никакой логической связи, – хмуро отозвался Кьерин, отбирая и чернильницу, и компас, и сгребая их к себе. – То, что я разграбил её остров, ещё не означает, что я хочу её насиловать.
С минуту Дрангол смотрел на него грустно и пристально, потом перегнулся через стол, постучал по чернильнице и отметил очевидное:
– Ты её уже насилуешь, гром.
Тот презрительно скривился и возразил:
– Да я с этой дурочки пылинки сдуваю!
С его точки зрения, последние сутки он только и был занят тем, что носился с Нари и решал её проблемы.
Дрангол пожал плечами и принялся перечислять, с каждым высказанным предложением придвигая чернильницу немножко ближе к себе:
– Ты сжёг её дом. Забрал её друзей в рабство. Позволил своим воинам насиловать её подруг. Держишь её здесь против её воли. Угрожаешь насилием. Везёшь туда, куда она не хочет.
Кьерин скривился и отобрал у друга чернильницу: звук, с которым она ездила по столешнице, его нервировал.
– Что-то ты больно пылко её защищаешь! – подозрительно прищурился он.
Обычно между ними царило согласие взглядов, и ему было непривычно и досадно, что друг так настойчив в своих возражениях.
Опершись локтями на стол, Дрангол положил подбородок на переплетённые пальцы, взглянул на Кьерина прямо и открыто и возразил:
– Я не её, я тебя защищаю, гром. – И пояснил: – Это ведь ты только что заявил, что не хочешь её насиловать.
– Не хочу, – согласился Кьерин, брезгливо отодвигая в сторону чернильницу.
– Но именно это ты уже и делаешь, – невозмутимо продолжил гнуть свою линию Дрангол.
Лицо Кьерина перекосило. Ему было нечего возразить, но ему совершенно, совершенно не нравилось, к чему вёл друг.
– И что я, по-твоему, должен делать?!. – раздражённо вопросил он, прекрасно зная, какой ответ услышит.
Дрангол, впрочем, не видел смысла произносить вещи столь очевидные, поэтому просто пожал плечами.
Кьерин вскочил и стал расхаживать по каюте из стороны в сторону, заложив руки за спину. Хмурое лицо его отражало нервную работу мысли. Спустя пять минут, остановившись рядом с другом, он навис над ним и холодно сообщил:
– Она привыкнет, успокоится и полюбит меня. Это просто вопрос времени.
Пожав плечами, Дрангол придвинул к себе чернильницу и принялся играть с крышкой. Эта игра создавала неприятные звяканья, которые так взбесили Кьерина, что он резким движением отобрал у друга чернильницу.
Та таких порывов не оценила; неплотно прикрытая крышечка улетела в неизвестном направлении, чернила радостно расплескались – на столешницу, на карту, на кафтан Дрангола и на руку Кьерина.
– Бездна!.. – выругался последний, зашвыривая несчастную чернильницу куда-то в угол каюты. Её воздушный путь отразился чередой чернильных лужиц на досках пола.
Достав носовой платок, Кьерин принялся истово тереть руку, в попытках смыть подтёки, но чернила въелись в кожу моментально и стираться не желали.
В сердцах бросив платок на стол, Кьерин пустился в полемику, хотя и не получил никаких прямых возражений:
– Что теперь-то?.. Я не могу изменить уже сделанного. Остаётся только идти до конца.
Дрангол небрежно взмахнул рукой и уточнил:
– Если ты уже всё решил, то чего ты от неё-то хочешь?
Насупившись, Кьерин сел на своё место. Поднял было руку – то ли подпереть подбородок, то ли потереть лоб, – запнулся взглядом о чернильное пятно, выругался, спрятал руку под стол.
– Я хочу, чтобы она вела себя нормально! – хмуро высказался он.
Поведя плечами, Дрангол безразличным голосом отметил:
– Если я не ошибаюсь, ты уже достиг полного успеха на почве борьбы с её характером.
Кьерин нетерпеливо взмахнул чернильной рукой:
– Да нет же! – горячо возразил он. – Я как раз и хочу, чтобы она вела себя в соответствии со своим характером!
Смерив его скептическим взглядом, Дрангол любезным голосом начал выдавать новую позицию:
– Смотри, гром, – он взялся за компас, – есть свободные девушки, которые…
Лицо Кьерина стало настолько зверским, что Дрангол поспешил придвинуть компас к себе, чтобы его не постигла судьба чернильницы, и заткнулся.
С минуту стояло молчание.
– Но если я её отпущу, – жалобно воскликнул Кьерин, – она же уйдёт!
Дрангол развёл руками: мол, да, свободные девушки имеют привычку ходить, куда им вздумается, и едва ли стоит предполагать, что Нари вздумается ходить за своим похитителем.
– Нет уж, – князь упрямо сложил руки на груди.
Правая – запачканная чернилами – оказалась сверху. Он поморщился и переложил руки так, чтобы левая легла сверху и закрыла собой пятно.
– Нет уж! – окрепнувшим голосом повторил князь и утвердил: – Она привыкнет, успокоится и полюбит.
– Или не привыкнет, – скучающим голосом поправил Дрангол, – попытается сбежать и умрёт.
И без того острый взгляд Кьерина стал совсем уж убийственным.
– Куда я её отпущу! – возмутился он. – Ты ж её видел! Совершенно наивная девчонка, притом красивая и без защитника! Её в любом городе быстро загребут!..
– Эрмин, – устало перебил его Дрангол. – Мне-то ты чего доказываешь?
Он имел в виду, что ему решительно всё равно, как друг решит поступать, и он так и так не планирует его отговаривать или убеждать.
Кьерин нахохлился и вытянул под столом ноги.
– Вот ещё! – буркнул он, наконец, вставая и несколько истерично вынося вердикт: – Ну, значит, я насильник, пусть так!
– Пусть, – безразлично подтвердил Дрангол, возвращая компас на место.
От дверей Кьерин обернулся, открыл было рот, но так ничего не сказал и вышел.
– Вот, значит, как! – бурчал он себе под нос, обиженный на то, что из-за друга больше не мог воспринимать самого
