наварила — никогда не пили. И разговор у неё ласковый.
Вернулась старушка в избу довольная, тихая:
— С этой работой ты справилась хорошо, а как со второй управишься? Поди-ка баню затопи.
Пошла Прилежная, воды наносила, баню затопила. Вода и согрелась. Прилежная полок вымыла, веник распарила. Пришла к хозяйке и говорит:
— Бабушка, бабушка! Готова банька, тёпленькая!
Взяла старушка, которая старая-престарая была, берестяной короб с ящерицами, Прилежной подала и сказала:
— Поди вымой!
Не обиделась девушка. Приняла короб с ящерицами, в баньку их отнесла, по одной выпарила, тёплой водой окатила, в коробку осторожненько сложила и отнесла в избу.
— Теперь что делать, бабушка? — спрашивает.
А старушка ей отвечает:
— Теперь погоди. Пойди у крылечка постой, подыши воздухом свежим.
Вышла Прилежная на крылечко, а старушка у ящериц спрашивает:
— Ну, хороша ли новая работница, понравилась вам?
А ящерицы из берестяного короба все разом и говорят:
— За всю нашу жизнь никто так хорошо нас не мыл! Всех по одной парила, мыла, а потом тёплой водичкой окатывала!
Позвала старушка Прилежную в избу и говорит:
— Вот тебе, доченька, две шкатулки. Бери. Можешь теперь домой вернуться. Работы другой у меня нет. А шкатулки тебе в награду за труды.
Попрощалась Прилежная со старушкой и пошла в обратный путь.
И опять открылась перед ней широкая дорога и привела её прямо к проруби.
Вышла Прилежная на бережок и пошла домой. Приходит со шкатулками, а Ленивая сестра спрашивает:
— Где была? Куда ходила? Что за шкатулки? Что в них?
Прилежная ей всё рассказала. И как бельё полоскала, как валёк уронила, как в воду угодила, по дороге шла, у бабушки старой-престарой работу делала. Раскрыла шкатулки, а в них — батюшки мои! — в одной — серебро, а в другой — чистое золото!
Завидно стало Ленивой. Захотелось и ей такие шкатулки получить. И пошла она бельё полоскать к той же проруби. Не стала времени терять, корзину с бельём на лёд поставила и швырнула валёк в воду. И сама за ним следом. Только окунулась, смотрит — широкая дорога перед ней. И ведёт она к маленькому домику, что у самой дороги стоит.
Зашла Ленивая в избу, видит — старуха старая-престарая сидит. Не стала Ленивая времени терять. Села на лавку, ждёт, когда её хозяйка нанимать будет.
А старушка, которая старая-престарая была, спрашивает:
— Ты откуда, дитятко, пришла?
А Ленивая уж торопится, отвечает:
— Откуда, откуда! Не видишь, что ли? Из верхнего мира я! Пришла к тебе в работницы наниматься.
— Ну что ж, — говорит старушка, — это дело доброе. Работа у меня есть. Да и сама я стара стала: помощница мне нужна. А что ты, доченька, делать умеешь?
— Да что хочешь, — отвечает Ленивая. — Я любую работу исполню. Что ни задашь, только заплатить не забудь хорошо!
— Я хоть и старая-престарая, — сказала старушка, — а пока ещё не забывала, всем платила! Ты вот что, милая, поди-ка хлев убери, вычисти.
Надулась Ленивая, словно пузырь. Подумать только: хлев убери! Если начало такое, что же дальше за работа будет? Уж не камни ли таскать старуха заставит!
Но не ослушалась, уж больно шкатулки получить хотелось.
Пошла в хлев, кое-как навоз поворошила, на коров покричала, вилами их в злобе прибила. О чистой соломке даже не подумала, не постелила, пойла не дала. В избу вернулась, на лавку села, хозяйке сказала:
— Я всю работу сделала. Теперь посижу, отдохну!
А старушка ей говорит:
— Отдохни, доченька! А я пока схожу погляжу, как ты с работой справилась.
Только дверь в хлев открыла старушка, слышит: коровы мычат, от боли стонут.
Спрашивает у них старушка:
— Что это вы, коровушки, мычите? Или не понравилась вам работница новая? Может, не хороша она?
А коровы в ответ:
— Ещё ты нас спрашиваешь, хозяюшка! Пришла, негодница, нас побила, навоз переворошила, грязь развела, корму не дала, только бранью осыпала! Вот какая твоя работница!
Вернулась старушка в избу и сказала Ленивой:
— Ну, поди, уж отдохнула ты. Теперь баню затопи.
Затопила Ленивая баню: два ведра воды принесла и те неполные. Невтерпёж ей ждать, пока баня протопится: скорее бы шкатулки получить и домой вернуться! Вот она и не стала ждать, когда дрова прогорят, угли накалятся. Залила головешки водой: дым пошёл кругом, а баня холодная.
Веник Ленивая не приготовила, полок не вымыла — мол, и так сойдёт. Вернулась в избу и говорит:
— Ну, бабка, готова твоя баня!
Дала старушка Ленивой берестяной короб с ящерицами и велела их вымыть хорошенько.
Рассердилась Ленивая, вся вспыхнула: подумать только, ящериц мыть! Да шкатулки из головы нейдут! Удержалась всё ж таки, схватила короб, побежала в баню, всех ящериц из короба в окорёнок[1] разом вывалила, водой холодной окатила, палкой помешала и в короб обратно побросала.
Принесла короб, хозяйке подала.
— Вот, бабка, твои ящерицы! — говорит. — Вымыты уже!
А старушка спрашивает их:
— Хорошо ли вам, ящерицы, в баньке было? Жарко ли, парко?
А ящерицы все разом ей отвечают:
— И не спрашивай, бабушка! Холодной водой нас она леденила. Палкой, словно отруби, мешала, хвосты пообломала. А баня дымная, угарная была! — и сами в плач, в слёзы.
Тогда старушка и говорит Ленивой:
— Что ж, милая, больше у меня работы нет. Не нуждаюсь я в тебе. А за труды получи две шкатулки. Только смотри не открывай их, покуда в избе будешь. А снеси ты их в ригу, там и открой.
Обрадовалась Ленивая, схватила шкатулки, спасибо не сказала, не попрощалась, бегом из дому выскочила и побежала.
Привела её дорога к проруби. Выбралась она на берег и, не заходя в дом, чтобы Прилежная ничего не знала, богатств её не видела, прямиком в ригу. Залетела туда, шкатулки открыла, а из одной полилась смола, из другой огонь выскочил.
Загорелась рига, огнём зацвела, запылала. Едва Ленивая вон выбралась. Почернела вся и не узнаешь! Ходит теперь по земле грязная, злющая.
Такой на всю жизнь осталась!
ДЕВУШКА НА БЕЛОМ КОНЕ И ХРАБРЫЙ ЮНОША
Давным-давно это было. Жили старик со старухой. Пришло время, умерли старые, и остались у них три дочери и сын: брат и сёстры. Стали они вместе жить. Брат в лес на охоту ходил, а сёстры хозяйство вели, домовничали.
Вот пошли однажды девушки купаться на озеро. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетел огромный орёл, спустился на землю, схватил старшую сестру и унёс.
Вернулся вечером юноша домой, а сёстры в
