— С Тедди все было по-другому, — продолжила Синди. — У нас были спокойные, очень нежные отношения. Такие чувства длятся дольше…
Да, у них с Теодором все могло быть очень хорошо, если бы им не овладела эта навязчивая, параноидальная мысль о том, что правда о настоящем отце Эдвина выйдет наружу… Если бы у них родился ребенок! Или если бы Мартин никогда не вторгся вновь в их жизнь.
Мартин усмехнулся.
— Ты — эмоциональная натура, Синди. Страсть тебе необходима, как воздух.
Синди вздрогнула. Она вовсе не желала говорить о страсти и о том, что ей необходимо. Сегодняшняя ночь доказала, что ее до сих пор влечет к Мартину. Слишком сильно влечет.
— Я была хорошей женой, — сказала она. — Ты не можешь строить свои заключения только на том, что когда-то я трепетала от одного твоего прикосновения. — Она задрожала, чувствуя, что и сейчас ее тело откликается на тепло его руки. — Это была инстинктивная физическая реакция. Наверное, из-за того, что когда-то я была… увлечена тобой. — Она с вызовом подняла голову. — Тедди дал мне все, о чем я мечтала. Собственный дом. Семью. Чувство стабильности, постоянства. Он был… заботливым мужем, замечательным человеком…
Пока его не начали одолевать эти беспочвенные страхи, пока он не пал духом из-за своей неспособности зачать ребенка, добавила она про себя.
— Ты не упомянула о счастье, — с иронией заметил Мартин. — Ты была счастлива с ним?
Синди прикусила губу. Ее глаза затуманились при воспоминании о последних напряженных месяцах своей семейной жизни, которая, так или иначе, приближалась к горькому концу.
— Присядь, пожалуйста, — произнес Мартин, на сей раз более мягко.
Он потянул ее за руку вниз. Синди со вздохом опустилась рядом с ним. Он разжал пальцы, все еще сжимавшие ее запястье, и положил руку ей на плечо.
— Мартин, пожалуйста, — взмолилась она. — Мне надо поспать.
— Подожди минуту. — Он пристально вглядывался в ее лицо. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне, Синди… — В его голосе зазвучали мягкие, бархатные интонации. — Что все-таки произошло с Теодором — или между вами, — что сделало его раздражительным и подавленным? Что бы это ни было, я вижу, что это все еще терзает тебя, Синди. Мучает твоего сына, вызывая у него ночные кошмары. Облегчи душу, расскажи мне. Высказанная боль уже не так страшна.
Она сделала судорожный вдох. Ясно, что Мартин не оставит ее в покое, пока не получит хоть какой-то мало-мальски вразумительный ответ. Ей придется рассказать ему что-то. Немного… совсем немного.
— Я виню во всем себя, — с трудом выговорила она, машинально потирая запястье, на котором его пальцы оставили красные следы.
— Почему, Синди? — мягко спросил Мартин. Она опустила голову. Пряди гладких черных волос скрыли ее лицо. — Это как-то связано с тем, что было между нами? — продолжал расспрашивать он.
Синди резко подняла голову, ее темные глаза вспыхнули. Это предположение задело ее за живое, разбередив старые раны.
— Ты так и не простил мне то, что я вышла замуж за Теодора, — с горечью вырвалось у нее, — хотя сам отказался от меня. Ты не захотел взять меня в Южную Америку даже в качестве коллеги по работе. Ты просто бросил меня на произвол судьбы!..
— Это нечестно, Синди. Ты знаешь, что я не мог взять тебя с собой. Особенно в то путешествие. Даже если бы ты поехала с группой обеспечения, мы не часто бы виделись, тем более наедине. А одна мысль о том, что ты там… — Он поморщился. — Я должен был полностью сосредоточиться на своей задаче. Я не мог позволить себе отвлекаться на тебя. Кроме того, тебе нужно было закончить учебу, пройти стажировку в газете…
— Ты вообще не хотел моей любви! Ты не хотел даже прикасаться ко мне! — со слезами выпалила она.
Мартин невесело усмехнулся в ответ.
— Ты прекрасно знаешь, что я хотел тебя. Но я не считал это правильным — воспользоваться случаем накануне моего отъезда, зная, что, возможно, несколько лет не увижу тебя. Я пытался быть ответственным, Синди, как бы трудно это ни было. Я не хотел оставлять тебя связанной какими-то обещаниями, не хотел, чтобы ты сидела и ждала парня, который, черт побери, мог и не вернуться. И я действительно несколько раз был на волосок от гибели.
Синди похолодела.
— Мы ведем бесполезный разговор, — устало сказала она.
Старое чувство вины зашевелилось в ее душе. Она понимала, что все, что он говорит, — правда, и в том, что они оба потеряли голову в тот последний день, нет его вины. Она сама сломала себе жизнь. И не только себе.
Мартин кивнул.
— Мы отвлеклись. Ты так и не ответила на мой вопрос, Синди. Что беспокоило Теодора? Из-за чего у него так испортился характер?
— Господи, как ты настойчив! — Она стукнула кулаком по кровати. — Похоже, ты убежден, что я знаю ответ.
— Ты его действительно знаешь. — Он угрюмо посмотрел на нее. — И расскажешь мне. Я не уйду из этой комнаты, пока не узнаю, в чем дело. Ты не можешь держать все это в себе, Синди. Тебе этого не вынести.
— Хорошо, — вздохнула она. Наверное, придется рассказать ему все, что возможно. — Это было… — Синди остановилась, тщательно подбирая слова. — Думаю, это было, главным образом, неудовлетворение. После рождения Эдвина я… — Она помолчала прежде, чем продолжить: — Врачи сказали, что я больше не смогу иметь детей. У меня были трудные роды, — поспешно пояснила она.
Да, у нее действительно были тяжелые роды, но их последствия не могли быть длительными. В том, что беременность не наступала, не было ее вины. Бесплоден был Теодор, и анализы подтвердили эту горькую истину. Но не говорить же об этом Мартину! Даже родители мужа ничего не знали.
Синди тяжело вздохнула. Нет, Мартин пока не должен знать, кто отец Эдвина. Он воспримет это как шантаж, попытку уговорить его не уезжать, и, возможно, даже останется. Но будут ли они счастливы…
Нет, она не сделает этого. Она никогда не станет использовать сына в качестве оружия.
— Теодор мечтал о дочери, — сказала она, надеясь, что этот ответ удовлетворит Мартина. — Он хотел иметь много детей.
Его собственных. Не чужих. Если бы у них были общие дети, возможно, все пошло бы по-другому… Но что толку мучить себя?!
— И это стало причиной? — недоверчиво спросил Мартин. — Ему было мало чудесного здорового сына и красивой жены?
У Синди неожиданно запершило в горле. Не сказала ли она слишком много? Вдруг он что-то заподозрил? Начнет выяснять, раскапывать… Впрочем, чего ей бояться? Три года назад ей удалось убедить его, что Эдвин — сын Теодора. Вряд ли Мартин начнет сомневаться в этом сейчас, если она сама не посеет в нем сомнения.
Она подавила в себе искушение выложить все, как есть. Ей было даже страшно представить его реакцию. В лучшем случае, он будет смертельно обижен. В худшем — придет в ярость, попытается отнять ребенка и настроит против нее Дороти и Квентина. Она может потерять Эдвина!
