трудились на рабочих местах, помогали в сборке и монтаже новых механизмов. Продуманность действий, четкая организация производственного процесса позволили внедрить модифицированный танк, сохранив запланированные темпы выпуска боевых машин.
Надежда фашистов на превосходство их новых танков не оправдалась.
Т-34-85 был «сюрпризом» для гитлеровского генералитета. В апартаментах фирмы Фердинанда Порше вновь разразилось конструкторское землетрясение. Выход виделся фашистам в создании новой машины, названной «королевским тигром». Пушечный ствол ее был удлинен до 6,2 метра и почти сравнялся с длиной танка.
В августе 1944 года на западном берегу Вислы конструктор Порше-младший лично повел в атаку только что сформированный батальон новейших сверхсекретных машин. И снова провал. Первое же столкновение со спрятавшейся в засаде «тридцатьчетверкой» стоило конструктору жизни. Броня «непобедимого тигра» раскалывалась под ударами бронебойных снарядов. Монстр, созданный на заводах Круппа, не устрашил наших воинов. Это было очередное тяжелое поражение германских конструкторов, еще одна яркая победа создателей советских танков.
ВЫНУЖДЕННЫЙ ОТПУСК
Среди множества записей в рабочих блокнотах Главного конструктора той поры — заметок для памяти, выписок из директивных документов, бегло набросанных эскизов — все чаще появлялись такие: «С 8 до 12 — прием у врача…», «К 10 утра — рентгенокабинет военного госпиталя…»
Глядя на этого всегда бодрого и энергичного человека, вряд ли кто мог предположить, что он уже не первый месяц был болен. На заводе Главный всегда был «в форме».
Только жена, зная всю истинную картину, не переставала тревожиться за здоровье Александра Александровича: «Сколько лет уже вот так — без отпуска, без отдыха…» Однажды решилась поговорить с директором завода, чтобы помог воздействовать на ее благоверного: «Он ведь пока не упадет, не уйдет с завода. А ему тяжело…»
Они были давними друзьями. Максарев, и до того не раз пытавшийся уговорить Морозова передохнуть, после разговора с Ниной Митрофановной перешел в активное наступление:
— Пойми, Александр Александрович, надо лечиться. Если хочешь, я даже на этом настаиваю. Ведь не сорок первый и не сорок второй сейчас…
— Вот закончу то-то… — отвечал уклончиво Морозов, — тогда обещаю, твердо…
Но завершалось одно срочное дело, начиналось другое, и все оставалось по-прежнему.
Как всегда бывает в таких случаях, решила сама болезнь. Жестокий приступ… Врачи… Самолет… И вот он уже в палате московской больницы. Тишина и покой. Постельный режим. Обходы, осмотры, консилиумы. Уколы, припарки, протертый овсяный суп, молочный кисель, сухари… И не думай сопротивляться, лежи…
Там, на Урале, задождило, дуют холодные ветры — предвестники зимы, а здесь, в Подмосковье, теплое «бабье лето». За окном под яркими лучами солнца золотятся клены и не торопятся сбрасывать свою листву…
О многом передумал он в эти дни. Всплывали в памяти эпизоды жизни. Завод. Его товарищи. Семья. Вспомнил, как в самом начале войны решился подать заявление в партию. Об этом он думал и прежде, но каждый раз спрашивал себя: «Что ты особенного сделал, чтобы быть в партии. Нет, вот закончим работу над новой моделью, поговорю с парторгом и тогда…»
Но сделали БТ-7, приступили с Михаилом Ильичем Кошкиным к проектированию А-20… Затем возникла идея гусеничной машины А-32. Позже — доработка проекта и налаживание массового производства танка Т-34…
Каждое из этих дел было значительным. Но он считал, что самое важное испытание его — еще впереди.
Война развеяла остатки сомнений. Сейчас, когда особенно трудно, он должен быть в рядах партии.
Парторг ЦК ВКП(б) на заводе Семен Андреевич Скачков, прочитав заявление, сказал:
— Правильное решение, Александр Александрович, и очень своевременное.
Вспомнил, как впервые выступал он на партийном собрании КБ. Горячо, взволнованно говорил о той ответственности, которая возложена в это тяжелое время на каждого коммуниста, резко критиковал руководителей профсоюзной и комсомольской организации за слабую инициативу.
«Я не помню случая, чтобы они от меня, руководителя, чего-то потребовали для улучшения нашей работы, сами какой-то важный вопрос поставили. А ведь идет война, и от каждого из нас требуется полная отдача сил, энергии. Кому как не коммунистам, не активу нашему показывать здесь пример?..»
Многих он тогда назвал поименно. И сейчас, вспоминая этих людей, которых он всегда уважал и ценил, думал с некоторым сожалением: «Наверное, переборщил тогда, можно было бы и помягче, ведь народ-то у нас в бюро золотой…»
— А почему, собственно, переборщил? — поймал он себя на другой мысли. — Разве не должен быть каждый хозяином в своем доме? Не слепым исполнителем, а именно хозяином, думающим, ищущим, имеющим свое мнение и умеющим его отстоять. Да, есть руководители, но разве это освобождает подчиненных от обязанности быть творческими, принципиальными работниками?
Начальник — от слова «начало», — говорил он тогда на собрании. — Он обязан положить правильное, рациональное, отвечающее поставленным задачам начало. Но работать за всех он не может, да и не должен… Если наш коллектив и добился каких-то успехов, то только потому, что каждый имел возможность проявить себя, свои способности, свою конструкторскую хватку. Но давайте признаемся честно, все ли до конца используют эту возможность. Вот в этом-то заключены и сама проблема, и важный резерв повышения результативности работы КБ.
Линия эта верная, — продолжал он мысленный спор с самим собой. — Больше, больше самостоятельности надо давать каждому работнику, расковать инициативу, зажечь в нем творческое беспокойство. А критиковать… критиковать за дело надо. Критика как масло для машины: не смажешь, начнет ржаветь.
…Он лежит с закрытыми глазами, но не спит: не привык к дневному покою. На расстоянии многое видится по-другому.
Ведь и меня не щадят, когда дело идет не так быстро, как того хотелось бы, когда порой приходится доказывать правоту своей линии в разногласиях с заказчиком. Еще как критикуют! А сколько нервотрепки бывает с доводкой нового изделия, строптивого, неподдающегося поначалу никакой узде. А время идет, срываются сроки, и все чаще надрываются телефоны в кабинете, предвещая неприятности.
— Ну вот, в лирику ударился? — резко прервал он себя. — Что было — прошло. Лучше думай о том, что предстоит сделать. Столько еще проблем на том же заводе, например. Взять хотя бы культуру производства. Давно ведь собирался изложить свои предложения. Теперь времени — хоть роман пиши, не только докладную записку.
В один из дней, это было еще до приступа, летом, секретарь вместе с кипой бумаг вручила ему извещение за подписью парторга ЦК на заводе С. А. Скачкова, в котором говорилось:
«Решением заводского партийного комитета от 28.VI.43 г. в целях быстрейшего окончания пятидесяти сверхплановых машин к каждой из них для оперативного контроля в продвижении ее прикреплен ответственный товарищ.
Вы прикреплены к машине № 39.
Не позднее 12 часов дня 29.VI.43 г.
