бежит за мной, в одних штанах, незастегнутой рубашке и босиком. Размахивает руками и орет что-то матерное.
— Стас! Я их нашла в закрытых домиках, тех, которые без резерва!
— Кого их?
— Моего мужа и его любовницу! Ай!
Виталик все таки догнал меня, схватил сзади за капюшон куртки, дернул так, что я упала на спину, больно приложившись спиной о какой-то корень. Он вырвал у меня из руки телефон, все еще повторявший голосом Станислава: “Алло, алло, Алина!” и зашвырнул его куда-то в кусты.
— Ну ты и дрянь! — В темноте он был страшен и походил на какое-то лесное чудище из сказок, высокий, худой, лохматый, леший как он есть. — Нигде от тебя нет покоя, везде влезешь. А ведь я так тебя любил, я все для тебя делал!
Я пыталась отползти прямо так, сидя. А он наступал, потом схватил меня на ворот куртки, поднял рывком с земли и занес руку для удара.
Я зажмурилась и закричала.
Глава двадцать третья
Когда я поняла, что бывший муж вот-вот меня ударит, то зажмурилась и закричала. Постаралась сжаться в комочек и прикрыть голову руками, но в темноте послышались голоса, по глазам мазнул луч света, я услышала, как Виталик четырхнулся и побежал.
Я же потихоньку отползла за дерево, пытаясь спрятаться.
Там меня и нашел Станислав. Я сначала услышала осторожные тихие шаги, а потом сильные руки обхватили меня, подняли с земли, я вцепилась у его куртку двумя руками и разрыдалась у него на груди.
— Тихо, тихо, все уже хорошо, он ушел.
— Он хотел меня ударить, — шепчу сквозь слезы, — и я застала их… — Не нахожу слов, только комок в горле начинает мешать мне говорить и в конце концов прорывается рыданиями.
Станислав ничего не говорит, мы стоим, обнимаясь, и, пока я плачу, он просто молча гладит меня по голове, давая время на слезы. А когда я начинаю задыхаться — достает из кармана пачку бумажных салфеток.
— Его сейчас отловят и выдворят отсюда. Вы с ним виделись с момента подачи документов на развод?
Я мотаю головой, потом спохватываюсь, что вокруг слишком темно и говорю:
— Нет, с того времени еще не виделись, он не приходил, не звонил. Он мой телефон, — всхлипываю, — отобрал и куда-то выбросил.
Рыдания рвутся из горла и мне одновременно легче от того, что не надо их сдерживать и стыдно, что я не могу перестать плакать по щелчку пальцев. Виталик всегда меня ругал за излишнюю эмоциональность, так что я перестала плакать при нем, давилась слезами молча и беззвучно. Сейчас же они лились из меня и лились. Я оплакивала свой разрушенный брак, неустроенную жизнь и разбитые надежды.
— Пойдем, — меня очень мягко начинают подталкивать в другую сторону от злополучных домиков не в резерве.
— Нет, — я в ужасе мотаю головой и начинаю упираться. — Я вся в слезах, я испачкалась в земле, когда упала, не хочу…
— Не хочешь чтоб тебя видели? — Станислав перебивает мои путанные объяснения, — не бойся. Мы не пойдем в тусовку, у меня тут на базе свой домик арендован на отшибе, почти у озера.
Тут он достал из кармана рацию, прямо как в кино про полицейских, что-то нажал и приказал очень жестким тоном, как будто это не он тут только что со мной говорил очень ласково и нежно.
— Телефон мне найдите. Как все сделаете — доложить. Вокруг моего домика поставить охрану и заворачивать любопытных.
Мы шли по темным лесным тропинкам, недолго, но мне было страшно и зябко после пережитого потрясения, я цеплялась за Станислава, спотыкалась, казалось, о любой корешок и ветку, попадавшиеся мне под ноги. В конце концов моему боссу это надоело, и остаток пути он нес меня на руках.
Мне понравилось.
Глава двадцать четвертая
Домик встретил нас включенной гирляндой на террасе, человеком в черном, который что-то очень тихо сказал Станиславу и моим телефоном. Экран треснул, задняя крышка тоже разбилась, но он работал, я выдохнула. Со свекровью, у которой на выходных был мой сын, мы уже списывались, но мало ли что. Я хотела всегда быть на связи.
Когда я увидела телефон, то охнула и начала вырываться, но босс меня не отпустил.
— Сиди, я подам, — шепнул, усадил меня в шезлонг, сходил за телефоном, и пока я копалась в чатах и настройках, куда-то отошел.
Всем известен этот феномен, когда ты весь день на связи и никому не нужен, но пропал с радаров на полчаса и вот уже не можешь разгрести чаты со срочностью “вчера”. Со мной случилось то же самое и вот уже я разгребаю уйму чатов, вдобавок на одной из площадок случился форсмажор, разруливать который надо на месте. Я посидела минут десять, но Станислава нигде не было, а вокруг, казалось, никого не было. Казалось — потому что когда я попыталась уйти, из тьмы вынырнул человек в черной форме и сказал:
— Станислав Александрович просил вас его дождаться.
— Но у меня тут форсмажор, по работе! — И я попробовала прорваться в сторону сияющих огней базы.
— Пять минут, хорошо? — Мне просто преградили дорогу.
— И что потом? — я, честно говоря, и сама не горела желанием идти. Вся в слезах, с опухшим носом, коленки в траве и грязи, сзади, полагаю, ситуация не лучше. Но долг звал.
— Потом Станислав Александрович подойдет, — человек в черном был непреклонен. Пришлось остаться на террасе, но признаюсь, я вздохнула с облегчением. Не хотелось ничего решать и ни о чем думать.
Станислав действительно вскоре пришел.
— Извини, — подошел ко мне и обнял, — надо было решить вопрос с твоим уже почти не мужем.
— Только с ним? — Надо было заговорить о работе, но я никак не могла забыть неприличный жест, который мне показала любовница Виталика.
— С его, гм, пассией я позже разберусь. Она тебя больше не побеспокоит.
Я тоже его обняла и с облегченным вздохом зарылась ему в расстегнутый воротник куртки — выше не доставала.
— Так а что случилось, что ты хотела убежать?
— Да там на площадке форсмажор. До твоего зама не смогли достучаться, зато смогли до меня.
— А что, кроме вас больше некому?
— Ну что-то вроде.
— Покажи мне что там?
Через пять минут зама нашли, форсмажор решили, а меня со словами — тебе надо умыться запихали в ванную, выдав огромный махровый халат. В маленькой ванной комнате стояла душевая кабина с гидромассажем, так что после душа я чувствовала себя гораздо лучше, чем до.
