— Вы так щедры, — бормотал он, разглядывая монету.
Алариэль перехватила его руку и развернула запястьем вверх. На ней зарубцевавшимся клеймом светил символ, чем-то напоминающий масонский знак, только вместо рёбер пирамиды выступали клинки, а глаз светил в щите. Ребёнок встрепенулся и тут же вырвал руку из захвата.
— Не бойся. Проводи меня во двор чёрного рынка и я отблагодарю тебя монетой, — доверительно заговорила Алариэль, откинув капюшон назад.
Мальчишка долго сканировал нас прищуренным взглядом, прежде чем задумчиво вынести вердикт:
— Одной серебрушки будет маловато…
— Две.
— Четыре.
— Не наглей…
— Ладно, две так две. Только учтите, если нас поймают, каждый сам за себя.
— По рук…
На полу фразе ведунью прервали выкрики, гомон взволнованных голосов и цокот копыт, отбивающих ритм по каменной мостовой.
— Дорогу! Дорогу повелителю! А ну, сгиньте, я сказал!
Народ прижался к стенам домов, создавая живой коридор, и приклонялся так низко, что головы касались земли. Алариэль, заметив мой ступор, схватила меня за руку и потянула вниз. Сама надвинула капюшон, низко-низко кланяясь и скрывая от стражей своё лицо. Я повторил за всеми подобострастный жест, после которого хотелось дать себе подзатыльник. Омерзительное ощущение ущемления собственного я, ещё долго проследовало меня, не давая спокойно спать. Ну не могу я кланяться! Не для меня это!
Мимо нас, вероятно, прошествовал повелитель со своей свитой. «Вероятно», потому что глаза на светило этого города поднимать нельзя — жест неуважения. По мере продвижения процессии к замку, за ней сходилась живая изгородь, возвращаясь к своим привычным делам.
— Встретимся в полночь в квартале бродяг, — прошуршал заговорщицкий голос мальчишки. Сам же торговец исчез, растворившись в толпе, только аромат печёных палочек напоминал о его недавнем присутствии здесь.
— Такой маленький и уже калека…, - задумчиво заключил, выхватывая взглядом ржаную рубаху, мелькающую сквозь толпу.
— Родители сами делают подобное со своими детьми. Калеки на войне никому не нужны.
— Вы чего такие грустные? Повода для печали нет, я выручил целую гору золотых и заслужил пинту забористого поила, — весело прожурчал голос рыжебородого воина, неожиданно выросшего за нашими спинами.
— Сперва наёмники, Эйвар. Иначе ты прокутишь все золотые. Мало приятного, знаешь ли, вытаскивать твою пьяную морду из какого-нибудь дома терпимости, — брезгливо фыркнула женщина, отрывая взгляд от толпы. В требовательном жесте она протянула руку к воину и тот, нехотя, вручил ей один мешочек с золотыми. Второй, пока ведунья не передумала и не позарилась на его долю, привязал к своему поясу.
— Надо было вдвоём идти. Зачем мы взяли с собой эту зануду? — шепнул он мне, когда мы стали пробираться сквозь торгующихся людей.
— Я все слышу, — пропела Алариэль, на мгновение задержавшись у клеток с экзотическими животными. Зверьки тут же встрепенулись, заурчали, прильнув к металлическим прутьям, а она отшатнулась от них в противоположную сторону, увеличивая расстояние. Я в очередной раз подметил ее связь с животными. Да и варги пока встречались только у Волдрекков.
Любопытно, если прирученные волки ее рук дело, то как она объяснила это Кельвару? А что думают по этому поводу соседи? Почему не заподозрили до сих пор в ней мага?
Что ж, мне со многим еще предстоит разобраться.
Алариэль с Эйваром довольно хорошо ориентировались в городе, поэтому я молча плёлся за ними, глядя по сторонам.
Эдихард производил впечатление относительно развитого, торгового города. Некой точки, куда стекались товары с ближайших селений. От того и люди его наполняли самые разные. Казалось, словно все знакомые мне этнические группы, смешались между собой, порождая новых людей, с непривычными, запоминающимися чертами лица. В одном флаконе, по чуть-чуть, уникального фенотипа от каждой народности, да ещё и с отпечатком Аваллона, в виде крупного телосложения и высокого роста. Сложно представить, как в одном месте могло собраться столько разных общин и как они ужились вместе, дав потомство. Неужели общая беда сумела сплотить и стереть все различия?
Я искренне обрадовался разнообразию товаров и умельцев, их изготавливающих. Стало быть, отсталость и дремучесть Волдрекков всего лишь результат нежелания Кельвара что-либо менять в своём быту и быту своих людей. Странное решение, принимая во внимание суровый климат тех мест. Должно быть у него есть на то веская причина. Он, конечно, упрямый осел, но не глупый.
Свернув с торговой улицы в узкий проулок, мы попетляли между домами и вынырнули на площади, в сердце которой развернулась арена. На ней как раз в кулачном бою сошлись два воина, подбадриваемые возгласами зрителей.
— Добивай! Ещё удар!
— Бруни! Бруни! — скандировала толпа.
Бруни, судя по всему, это тот воин, который зажав голову противника под мышкой, сделал круг почёта по арене, показывая всем заплывшее лицо бедняги. Бой больше напоминал представление. Распорядитель собирал монеты у разгоряченных зевак, алчно скалясь.
— Добей! Добей! — в очередной раз взорвалась толпа, когда Бруни бросил противника прогибом, рухнув на него всей своей немалой массой. Боец сделал вид, будто не слышит оглушительный ор болельщиков, и они, ведомые на его уловку, снова проскандировали:
— Добей! Добей!
Тогда Бруни схватил противника за голову и со всей силы ударил своим лбом. Боец потеряв сознание, распластался на песке, а зрители восхищенно зааплодировали.
— Я же говорил, берсерки чудо, как хороши! А он ещё и южанин! — восторженно забасил Эйвар, пытаясь перекричать толпу. — Эх, получилось бы его заполучить, остальные бы точно согласилась пойти с нами. Рик, может тебе удастся уговорить его? Вы же земляки.
Я перевёл взгляд на побледневшую Алариэль, затем на рычащего Бруни, а потом на тело, от которого распорядитель боев приказал избавиться поскорее, чтобы не задерживать следующую пару. Как-то не продумал я этот момент с землячеством.
Прочистил горло, откашлявшись в кулак, и как можно беспечнее кивнул.
Победитель отирал кулаки от чужой крови и пробирался сквозь возбужденную толпу, направляясь к другим аренам. Помимо кулачных боев, тут соревновались в меткости, стреляя из луков и метая ножи; ловкости, уничтожая на время манекены противников, набитые соломой; силе, сгибая голыми руками стальные прутья.
Дилетантам здесь места не было. Воины в совершенстве владели оружием и своим телом. Кто-то даже поражал цель с завязанными глазами. И я задумался, как правитель Эдихарда не боится держать у себя под боком такое сосредоточение необузданной силы? А если взбунтуются? Им ведь не составит труда искромсать стражу города и захватит власть. Местную охрану я уже имел честь оценить. Они только со слабыми связываются.
