лишь 30 лет. В переписке заводской конторы с хозяином о причинах этой смерти молодого, энергичного плотинного, находившегося в расцвете сил и способностей, ничего не сообщалось.
Демидов весьма своеобразно выразил свое «соболезнование» семье Алексея, отказав Агафье Дмитриевне в пенсии. При этом заводовладелец цинично пояснял, что «слыхивал прежде от Черепанова, что имеет он намерение откупиться — следовательно, имел достаток».
С большим трудом удалось впоследствии (главным образом по настоянию Ефима Черепанова) выхлопотать жене Алексея, оставшейся с грудным младенцем на руках, пенсию в размере 60 рублей в год, то есть 5 рублей в месяц ассигнациями.
Короткая жизнь Алексея Черепанова не прошла бесполезно для уральской промышленности. Алексей Черепанов не был изобретателем новых машин, он не обладал такими талантами и знаниями, как его старший брат. Но поездки Алексея Черепанова по России явились одним из многих связующих звеньев между мастерами и изобретателями Урала и других промышленных районов. Эти поездки способствовали обмену опытом между заводами Нижнего Тагила, с одной стороны, и Петербурга, Кронштадта, Москвы, Архангельска, Нижегородской области, Южного Урала — с другой.
А сильной стороной творчества таких уральских мастеров, как Кузнецов, Макаровы или Черепановы, как раз являлось, между прочим, и то, что они не замыкались в рамках Урала, а всегда учитывали передовые достижения русской и зарубежной техники.
ГЛАВА III
ЕФИМ ЧЕРЕПАНОВ НАЧИНАЕТ БОРЬБУ ЗА ВВЕДЕНИЕ НОВОЙ ТЕХНИКИ
«Так что я должен всевозможные труды и силы на то устремить, коим бы образом огонь слугою к машинам склонить. И хотя правда, что новых и полезных дел начинателям не всегда вдруг делается удача, однако таковых усилий свет почитает продерзкими, но мужественными и великодушными».
(И. И. Ползунов)
1. Перемены на Выйском заводе
Выйскому плотинному Ефиму Черепанову приходилось из года в год уделять все большее внимание, наряду со всеми прежними обязанностями, производству меди.
В то время «медное дело» состояло из трех главных операций: плавильной, отделительной и очистительной, причем для каждой из операций устраивались особые печи.
Плавильные печи представляли собою высокие сооружения, построенные из двух слоев кирпича. Наружные стенки были сложены из простого красного кирпича, а внутренние — из белого огнеупорного. Засыпное отверстие печи располагалось довольно высоко, так что шихту (смесь первично обожженной, обогащенной руды, угля и флюсов, то есть веществ, добавляемых для придания легкоплавкости) приходилось подносить по особой лестнице. В результате этой первоначальной плавки получалась так называемая «черная медь», содержащая примеси железа и других веществ. Затем начиналась отделительная операция.
В особые горны, носившие название гармахерских, загружались куски черной меди и топливо. Медь переплавлялась, причем из нее постепенно удалялись все примеси. Когда мастер убеждался, что медь «поспела», он счищал с ее поверхности угольный мусор и грязь и осторожно обрызгивал металл водою. Остывающие слои меди снимались железными разогретыми вилами и бросались в воду, чтобы медь остыла, а грязь отделилась.
Завершающая, очистительная, операция состояла в переплавке полученных кусков меди в большие слитки (чушки). Для этого либо устраивались особые горны, либо переплавка производилась в тех же гармахерских горнах. Отлитые чушки поступали в дальнейшую обработку: их расковывали под вододействующими молотами в медные листы или подвергали другим операциям.
В 1815 году был разработан проект постройки на Выйском заводе шести новых медеплавильных печей. При этом должны были вводиться и новые воздуходувки, причем одна из них цилиндрического типа.
Выплавка меди быстро росла. В 1814 году на всех тагильских заводах она составляла лишь 2 тысячи пудов, в 1815 году — 13 тысяч, а в 1820 году — уже 27,5 тысячи пудов.
Расширение медного производства потребовало доставки на завод все больших количеств руды, основным поставщиком которой был Медный рудник, расположенный на реке Рудянке, в 3,5 километра от Выйского завода. Рудник стал разрабатываться еще в начале 60-х годов XVIII века. Богатства этого месторождения были огромны, но руды залегали глубоко. В шахты и штреки (поперечные галереи) работные люди — горщики — спускались по шатким, скользким отвесным лестницам-стремянкам, облепленным мокрой грязью. Приходилось, чтобы не сорваться с лестницы, хвататься обеими руками за узкие перекладины. Единственным освещением служили тусклые фонари с сальными свечками, висевшие на груди горщиков.
Самый спуск изматывал силы горщика. А после этого спуска начинался долгий рабочий день в подземной полутьме, в низких, извилистых галереях. Горщикам приходилось зачастую работать, стоя на коленях или, в полулежачем положении.
Отбитую руду подростки складывали в тачки и отвозили к основаниям шахт. Там руду погружали в бадьи, подымавшиеся на поверхность при помощи ручных воротов. Даже конные рудоподъемники были еще редкостью на уральских шахтах.
Подлинным бедствием горщиков были грунтовые воды. Вновь и вновь прорывались они внутрь выработок то мелкими струйками, то в виде целых потоков. Вода подмывала стены галерей и деревянные крепления. Иногда затоплялась вся подземная выработка. Не только здоровью, но и жизни горщиков постоянно угрожала опасность.
Из-за технической отсталости рудник несколько раз почти выходил из строя и добыча руды резко сокращалась.
В 1814 году произошло «второе рождение» Медного рудника — в его недрах были открыты новые запасы богатой руды, а также великолепного малахита. Но техника горных работ оставалась прежней. Заводское начальство упорно не желало использовать на руднике силу пара для откачки воды.
Сам Данилов вынужден был признавать в своих письмах хозяину, что конные водоотливные машины не справляются с откачкой воды, несмотря на то, что число лошадей при водоотливных «погонах» достигло 150. И тем не менее он приказал в 1815 году Ефиму Черепанову строить еще одну конную машину. Единственное отличие ее от прежних состояло в том, что она должна была сооружаться не из дерева, а из металла.
И в 1817 году Данилов докладывал заводовладельцу, что продолжается постройка третьей конной машины для Медного рудника.
«Желал бы я также не иметь надобности в паровой машине, как в вещи здесь совершенно новой и неудобопонятной», — твердил Данилов. Он доказывал, что можно было бы заменить конные двигатели водяными — давно известными и привычными.
Подобную же позицию по отношению к паровым машинам занимали и многие влиятельные чиновники горного департамента, министерства финансов и других хозяйственных учреждений. Эти представители царской администрации с глубоким равнодушием относились к растущей отсталости горнометаллургического производства. Они беспокоились не по поводу задержки технического прогресса на Урале, а по поводу слишком быстрого, по их мнению, развития предприятий, потребляющих древесное «сгораемое».
Верно, что леса на Урале истреблялись самым расточительным, неразумным образом. Но это происходило не потому, что заводов, потребляющих топливо, было чрезмерно много, а
