четвертью километрах. Они, как нам сказал один из кадровых командиров, прочесывали лес и расположились на ночлег, иногда вели беспорядочную стрельбу из пулемета. Скоро выяснилось, что один из бойцов по неосторожности или умышленно нажал на спусковой крючок и прострелил себе ногу. Через час нас подняли, и мы пошли вглубь леса, вошли в болото. Немцы остались позади. ‹…› Впрочем, они были и впереди. Наступила ночь. Мы шли колонной по одному по едва заметной лесной тропе. Неожиданно послышался рокот танковых двигателей. Залегли. Наши разведчики осторожно в ночной темноте пошли на звуки. Изредка в темноте вспыхивали немецкие ракеты. Мы долго лежали, затаив дыхание. Люди начали засыпать. Часто по цепи передавалась краткая команда «Не спать!». Толкали товарищей каждые пять минут. Спать хотелось всем, но спать было нельзя. ‹…›
Скоро разведка донесла, что путь свободен. Мы поднялись и пошли дальше. Шли всю ночь, делая короткие привалы. Шли до 10 утра. Устали до невозможности. Проголодались. Доели консервы и сухари, с табаком обстояло благополучно. На привалах к нам часто подползали змеи. Но ни одна гадюка не укусила. Змеи благоразумнее фашистов.
* * *
Мы всегда были на воздухе – в лесу или поле, на болоте. Хорошо пахло травами и цветами. Колосилась рожь, синели васильки, краснели огоньки гвоздики, луга пестрели полевыми цветами. Воздух был насыщен медовым ароматом. Солнце пекло неистово. Пить много остерегались. Тело было мокрым от пота. По ночам тряслись от холода, днем изнывали от жары. Резкая перемена температуры вызывала гриппозное состояние. Правда, болели единицы. От болотной воды у всех болели животы. Я впервые в жизни так мучился животом, у меня крепкий организм. Подводило сердце – работало с перебоями. Одышка, головокружение. На нервы я внимания не обращал. Да и особых причин нервничать не было. Впереди нас ожидало что-то интересное, опасное. Я любопытен по природе. ‹…› Если бы была возможность вести дневник, я бы писал его, несмотря на нечеловеческую усталость. Но у меня не было ни записной книжки, ни карандаша, да и адресов нельзя было при себе иметь, не только дневник. Все документы были уничтожены. ‹…›
Падая от усталости, мы продолжали выходить из окружения. Впереди шла разведка из добровольцев, в том числе я.
Натыкались на немцев, вели перестрелку, но в бой не вступали: не хватало сил. На одной из дорог убили офицера и ранили солдата. Труп офицера остался на дороге, солдат убежал в лес, и мы не решились его преследовать.
С величайшей осторожностью выходили мы из окружения. Начальник штаба собрал нас, измученных разведчиков, и сказал:
– Судьба 150 человек в ваших руках, мы окружены, там, где были наши части, уже находятся немцы, на вас вся надежда. Бойцы этого не знают. У них и так упадок и физических, и душевных сил. Выводите нас из окружения, вы сделаете большое дело во имя жизни ваших товарищей, во имя нашей Родины.
* * *
Мы продолжали прощупывать дорогу, заходя в леса и перелески, в болота и на поляны. Подошли к реке Луге. Часть товарищей переправились вплавь, а мы трое пошли сообщить начальнику отряда, что выход найден. ‹…›
Перед боем
Два берега – два врага. Река – нейтральная зона. К берегам идут хода сообщения, вдоль реки – траншеи. Мороз. Романтичная луна. ‹…› Мерзлые комья земли на заснеженных брустверах (напоминание о рытье траншей под огнем). Шлиссельбург. Крепость – посреди насыпь на острове. Гарнизон крепости. Исходные позиции, землянки, блиндажи, дзоты, НП и КП. Сухой паек. Курить нечего. Белые халаты, новые – белее снега. Снег черный от пороха. Воронки. Ракеты. Радисты, связисты и связные. Артподготовка. Командиры, саперы, санитары. Минные поля. Первое ранение.
Огневая позиция: Сторожка у насыпи, котлован, миномет, тропинка. Добыча дров. Мост. Овраг. Злополучный телефон. Времянка. Письма. Война и мир. ‹…› Дуэль. Авиация, Рабинович, Собейников, Комошкин. Ночные думы солдата. Вьюга, воспоминания. «Когти», анекдоты… Мечты о будущем.
Наблюдательный пункт: на переднем крае. Обстрелы из орудий, минометов и пулеметов. Охота снайперов. Воронки… Траншея. Бинокль. Амбразуры. Карта. Телефон. Исток Невы. Крепость. Мертвый город. Ракеты. Канонада. Авиация. Разведчики. Ледяная пустота. Сожженная деревушка. Соседи. Товарищи. Голод. Сводки. Позывные по коду. Корректировка стрельбы, засечка огневых точек. Шум моторов.
* * *
Около одиннадцати часов вечера помощник командира батальона Ляликов приказал нам, связным, идти на КП 5-й роты. Три километра шли на лыжах. Я шел легко и быстро. Ребята отставали.
Начальство уже было на местах. Подвезли сухой паек: 80 г сухой колбасы, 70 г масла, 35 г сахара, 360 г сухарей. Табаку и водки не оказалось. Самое главное для солдата, едущего в бой. На КП я получил приказание связаться с командиром пулеметной роты Шарковым и получить от него список действующих лиц. Даже без ракет можно было хорошо видеть на значительное расстояние. Я нашел Шаркова на исходной позиции в низкой землянке, битком набитой бойцами и командирами. На обратном пути увидел над головой зеленые ракеты. Сигнал с нашего берега. Можно было ожидать близкой артподготовки. Затем получил поручение передать приказ всем командирам рот явиться на КП исходной позиции. Это заняло много времени; несмотря на быстрое передвижение по траншеям и ориентировку по землянкам и дотам, упарился крепко.
Немцы периодически выпускали пулеметные очереди по переднему краю. Пули свистели над головой. В 2 часа ночи освободился и на трескучем морозе вместе с другими связными и радистами танцевал от холода у входа в командный пункт батальона. Радисты настроили рацию, связисты-телефонисты стояли с катушками и аппаратами. Все говорили о предстоящей атаке. Время было за полночь. Сигнализация, ракеты перестали вспыхивать, и мы ждали начала артиллерийской подготовки.
– Неужели опять пойдем без поддержки авиации и артогня? – спрашивал сухощавый сапер и крепко ругался.
– Обожди, – отвечал ему связист. – Вот рассветет, и пойдем. Иначе ни мы немцев в темноте не увидим, ни они нас, – едко шутил он. – Помнишь, как в декабре ходили на рассвете.
Настроение портилось. Уже тянуло ко сну. Плясать устали, а перестанешь плясать – мерзнешь. Уже начало светать, а не было похоже, что наше командование готовится к наступлению. На лицах усталых солдат появились улыбки.
– Видимо, сегодня не пойдем, – заметил старик.
Кто-то выразил робкую надежду и подозрение, что вообще больше в бой не пойдем, а здесь нас сменят, отведут на отдых. Эти высказывания заронили в наши головы сомнения в отношении боя.
– Но ведь не за красивые глаза же нам выдали сухой паек, – мрачно пробормотал связной 5-й роты.
Я начал быстро бегать по траншее, согрелся и вскарабкался на бруствер. Немецкий берег был отчетливо виден. Я взял
