себя какую-то нечисть.
— А-а! Да нет, не так! Жало высунули! Невинную кровь пролить хотят!..
Пауза.
— А эти — агнцы, — кратко заключил он.
— Вот видишь, — сказал Палтыш. — Ему бы у нас работать. Только нельзя. Сумасшедших не принимают.
— Слушай, — сказал Андрей. — Ты ведь так ничего и не объяснил.
— Ну неужели не ясно?
Палтыш повернулся к Андрею и на миг забыл о пророке. Тот неприкаянно побрел куда-то в сторону.
— Боятся они! Вот тех, что за проволокой, и боятся! Ну, вспомни: категория «Е». Они же светятся по ночам! Ну и поползли разные слухи, сам понимаешь. Хлеба, опять же, в городе не хватает…
— А «загрязненные» здесь при чем? Они же и так сидят, как в концлагере.
— Да в том-то и дело, что не при чем! Но страх-то свой надо на ком-нибудь выместить?
— А что же делать?
— Ты сейчас куда?
— К Глейзеру.
— И я с тобой. Пошли!
Палтыш догнал и потащил пророка к желтому зданию.
— Сейчас мы определимся. Надо же ему сказать, что снаружи творится. Про этих с…
«Пожалуй, верно, — подумал Андрей. — Про монтировки как раз Глейзер может и не знать. Нехорошо все складывается, — он едва поспевал за Палтышем. — Похоже, здесь кто-то приложил руку, кто-то это все организовывает, и Красный Крест специально привлекли…»
— Это прямо жуть! — то и дело оборачиваясь, говорил Палтыш. — Апокалипсис! Четыре всадника! Начало конца!
Кровь стыла в жилах от этих рассуждений.
Они остановились перед цепью автоматчиков. Андрей полез за пропуском, и из сумки у него выскользнул футляр с чертежами и с грохотом покатился по брусчатке. В ту же секунду несколько автоматов нацелилось на холодный и черный цилиндр.
— Не стрелять! — заорал Андрей. — Не стрелять! Четвертый отдел!
Наконец дула медленно, как бы нехотя, опустились, а рядом с Андреем оказался весьма предупредительного вида лейтенант.
— Почему так поздно?
Андрей шагнул на полосу отчуждения и поднял футляр.
— Почему так поздно?! — повторил лейтенант.
Андрей растерялся.
— В каком смысле?
— Вы принесли? — спросил лейтенант, протягивая руку открытой ладонью вверх.
— Да-да. Если вы имеете…
— Да-да. Разумеется! Вы отнесете сами?
Это было уже слишком.
— Ну, разумеется, я отнесу сам! — наконец он пришел в себя.
— Я бы настоятельно рекомендовал вам поручить это кому-либо из моих людей.
Что-то здесь было не так.
— Это кто? — спросил лейтенант, глядя Андрею за спину.
Андрей оглянулся. Палтыш с шипением оттаскивал пророка от полосы отчуждения.
— Это Шульгин. Под мою ответственность. И второй тоже со мной.
— Ясно. Запишем. Но им — нельзя.
— Почему?
— Поступил приказ.
Да, крепкий орешек.
— Он тоже в Четвертом, — сообщил Андрей, уже понимая, что это бесполезно.
— Без разницы, — холодно отпарировал лейтенант. — Только по спецпропуску. Ваш, я надеюсь, у вас с собой?..
— Да.
— Предъявите. И побыстрее. Нам нужно еще…
Андрей спиной ощутил: что-то происходит, что-то ужасное.
Снег вдруг повалил как из ведра, и вместе с этим, словно трава под ветром, толпа заколыхалась, уплотнилась и потекла. Андрея бросило на лейтенанта, прижало к нему и стало относить к грузовикам. Лейтенант матерно ругался. Солдаты с озверелыми лицами пятились, вытаращив глаза, отступая одной линией, нацелив в толпу дула автоматов. И тут появились ребята в черных пилотках — скорее всего, из похожей на бездну подворотни — стали дубинками оттеснять толпу. Андрей еще успел подумать, что уж теперь-то все будет в порядке, когда серой молнией сверкнула монтировка. Черная пилотка взорвалась красным. В толпе раздался характерный треск выстрела.
«Да что же это они делают? Кретины!»
На мгновение возникло затишье, словно толпа ожидала реакции с той стороны…
Андрей ухватился за лейтенанта, прошипел ему в лицо:
— Надо наехать на них грузовиками! Надо, чтобы они боялись!
Лейтенант кивнул. Он весь пожелтел.
Андрей протолкался к автоматчикам и выдернул из оцепления, одного за другим, шесть человек.
— Водить умеете? — спросил он всех разом.
В ответ посыпались «такточно», вздернулись подбородки.
— Будете делать как я!
Он набрал еще восемь человек.
— В кузов! — сказал он этим.
И уже ко всем:
— За мной! Если что — стрелять на поражение!
Они трусцой побежали по полосе отчуждения. На вышках в углах площади вспыхнули дополнительные прожектора, заработала сирена.
Андрей вскочил на подножку первого в ряду грузовика и посмотрел в сторону площади. Отсюда было видно, как сквозь притихшую толпу пробираются молодые люди крепкого телосложения. Они стекались к грузовикам, как капли дождевой воды на стекле. Андрей вспомнил о монтировках под одеждой. Если толпа, подогретая этими молодчиками, перевалит через оцепление… Он залез в кабину и завел мотор. Грузовик взревел. Андрей поддал газу и завертел баранкой, разворачивая машину. «Может быть, тогда не станут стрелять, — думал он. — Может быть, все обойдется… Господи! Хоть один раз в жизни сделать что-то правильно!..»
Люди отшатнулись. Машины теперь стояли к ним бортами.
Лейтенант успел перебраться на полосу отчуждения и что-то крикнул. Кроме тех солдат, что набрал Андрей, еще дюжина полезла на грузовики. И тут кто-то дико закричал, а затем закричали все, и этот общий крик, казалось, даже перекрыл вой сирены.
Лейтенант самолично вскарабкался на грузовик.
— Назад, уроды! Назад, мать вашу! — орал он.
Толпа напирала.
И тут, наконец, короткими очередями заработали автоматы на вышках. Андрей съежился и закрыл глаза, слушая эти звуки. Однако продолжалось это недолго. Выключили сирену, и под черным небом наступила гробовая тишина. Стало слышно, как вдалеке, грохоча гусеницами, ползут танки.
«Вот теперь, пожалуй, все, — подумал Андрей. — Вот теперь — все».
* * *
Андрей выбрался из кабины и поспешил к Конторе.
Не оглядываясь, нырнул в подъезд, предъявил пропуск — дежурные поставили отметку. Спустился по широкой лестнице с красным ковром в пустой, просторный, прохладный, классически мраморный вестибюль. Повсюду на стенах горели светильники. Расписался в журнале, показал пропуск. Его пропустили. Спустился еще на один уровень — здесь, напротив лестницы, в затемненной нише коротал свой век роскошный фикус, отливал полированной поверхностью черный столик с телефоном. За столиком сидел солдат с мертвыми глазами. Была поднята трубка и что-то сказано совершенно бесцветным голосом. Очень тихо. Так, что нельзя расслышать.
У Андрея мороз прошел по коже. Он помотал головой, спешно спустился еще на два уровня.
И вдруг остановился.
Еще один столик с телефоном. Трубка снята. Беспокойные короткие гудки казались в этой тишине особенно громкими. Он медленно приблизился к столику и положил трубку на рычаг. «Что это? Изменение правил?.. Они же не должны покидать пост!» Он обдумывал, не подняться ли ему наверх, сообщить. «Каждый раз, когда сюда иду, какие-нибудь неприятности…»
В глубине коридора послышались торопливые шаги, постовой солдат бежал, на ходу оправляя штаны.
