извлекать ноты, которые стрелами вонзались в самое сердце. Как и в самый первый раз в голове словно что-то щелкнуло, и слова ровным потоком зазвучали в унисон с нежной мелодией. Сначала тихо и несмело, а затем всё громче и увереннее я стала выводить строфы новорожденной песни.
Наше исполнение привлекло моих маленьких помощников. Усевшись в рядок прямо на ковер, кобольды слушали, не издавая ни шороха. Их большие лупастые глаза влажно блестели, словно песня до крайности их растрогала. А всегда более тонко чувствующий Дан даже прослезился.
— О, Госпожа! — переглянувшись, почти хором воскликнули кобольды, едва последний аккорд умолк.
— Мы решили, что хотим просить тебя о чести принять наши клятвы верности, — продолжил за всех маленький секретарь.
— Ты благословенна Чарами! И для нас нет большей чести, чем принадлежать и служить тебе.
Растерявшись, я посмотрела на Ирмину с целью узнать, что о происходящем думает она. Но сида лишь беззаботно пожала плечами, словно не видела в этом ничего особенного.
— Мне очень приятно получить от вас такое щедрое предложение, — немного подумав, ответила кобольдам, — но прежде, чем я окончательно приму своё решение, хочу убедиться, что вы понимаете, на что соглашаетесь. Я смертная из мира людей, у которой, однако, уже имеется могущественный враг. У меня нет ни собственного дома, ни денег, ни сил, чтобы защищать и обеспечивать вас. Уверенны ли вы, что хотите принести клятву такой Госпоже?
— Уверены! Уверены! — отчего-то придя в ещё большее восторженное возбуждение закричали Вим, Биль и Дан.
— Мы верим, тебя ждет славная судьба! — воскликнула Биль.
— Может быть и трудная, но нас трудностями не напугать.
— Не напугать, — голос Вима прозвучал как никогда серьезно.
— И эту жизнь, мы решили…
— Мы хотим, — подхватил Дан, — разделить с тобой, госпожа.
— Что ж… — Я присела на стоящий неподалеку стул. — Тогда я готова принять вашу клятву.
Кобольды слаженно опустились на колено и, склонив головы в забавных, апельсинового цвета, шапочках, громко и торжественно произнесли:
— Клянусь рассветом и закатом. Жизнью и смертью. Кровью и Именем своим, служить Госпоже Юлии, почитать и повиноваться до скончания времен и обратно.
Они по очереди припали губами к подолу моего бального наряда, и я на мгновение задержала дыхание. Перед глазами встала похожая картина. На ней Лаэрн точно так же, но тольку шутя, целовал край моего домашнего платья, когда мы были ещё на Земле. Вот только теперь я хорошо усвоила этот урок — Арканум ничего не делает просто так… Неужели уже тогда он предвидел гораздо большее, чем был готов поведать?
***
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что не привлекаю ни чьё внимание, я совсем неэлегантно размяла напряженную шею. Больше никаких тиар! Пускай даже это будет самое потрясающее украшение на свете.
Поддавшись уговорам Биля и Ирмины, уже третий час я страдала от придавившей голову тяжести. Спору нет, украшенная крупными рубинами и желтыми бриллиантами тиара смотрелась здорово и очень шла как к новому цвету волос, так и к выбранному для выхода в свет платью. Плотный, с благородным отблеском шелк цвета увядшей розы облегал фигуру как вторая кожа и уходил в небольшой шлейф, украшенный золоченым кружевом. Лиф держался на двух широких бретелях, которые завязывались на голой спине двумя объемными бантами. Банты так же украшали парные броши с рубинами.
Словом, наряжали меня так, чтобы никто из придворных сидов не смел даже усомниться в моем высоком положении. Меж тем, в душе я по-прежнему оставалась простой человеческой девчонкой, и все эти статусные прибамбасы лишь добавляли скованности, заставляя чувствовать себя самозванкой на чужом празднике жизни.
Хорошо, что рядом была Ирмина. Она обладала счастливой особенностью наполнять мир вокруг себя какой-то опьяняющей лёгкостью. От общения с ней возникало приятное чувство, будто нечто чудесное ждет тебя буквально за поворотом, стоит только сделать шаг. Она искренне считала, что пережить можно любые напасти, а так как в жизни фейцев этих самых напастей случается немало, переживать их нужно с огоньком и ни в чем себе не отказывая.
Предварительно уточнив у Лаэрна, какие из напитков, разносимых сегодня по многочисленным парадным залам Дворца, мне можно пить без опаски, я потягивала легкое фруктовое вино. Меня снова усадили на прежнее место немногим ниже трона, однако, дозволив взять себе в напарницы Ирмину. Последняя, крайне довольная тем, что может посматривать на всех свысока, сама не зная того, очень помогала мне справляться с разрастающимся в груди разочарованием.
Официальная часть приема уже час как завершилась, а делегация от Темных так и не прибыла. Я понимала, что в ближайшие дни они всё равно появятся при Дворе, но истосковавшееся сердце было глухо к сухим доводам разума.
Лаэрн, как всегда собранный и обжигающий холодом, стоял подле короля, который сегодня выглядел непривычно хмурым и молчаливым. После того, как объявленная церемониймейстером, я вошла в тронный зал и, исполнив все полагающиеся приседания и поклоны, поднялась на возвышение, Замфир, кажется, так ни разу на меня больше и не взглянул. Впрочем, если он пытался утаить, какие впечатления я на него произвожу, то тот его первый и единственный взгляд рассказал о многом.
Прошел ещё час. Ирмина кружилась в причудливых фейских танцах, меняя одного партнера на другого, время от времени взбегая по ступеням и уговаривая меня последовать её примеру. Но танцевать так изящно и замысловато, как это делали Высшие сиды, я не умела, да и настроение, если честно, было совсем не то.
Внезапно льющаяся точно из-под земли музыка оборвалась. Все танцующие и прочие гости обернулись к трону. На их лицах совсем не было удивления, словно они давно привыкли к подобному. Я тоже повернулась. Король смотрел на меня тяжелым, полным голода взглядом.
— Помнится, вы с Ирминой обещали развлечь нас новой песней?
— Да, мой король, так и есть, — вынужденно согласилась я.
— Тогда, я думаю, самое время это сделать, — завуалированно приказал он.
Замфир ещё не успел толком договорить, как раскрасневшаяся от танцев фейка взлетела на возвышение и, схватив прислоненную к креслу кардару, тут же принялась перебирать тонкими пальцами струны.
Петь на такую многочисленную и местами желающую нам провала публику было страшновато. Особенно учитывая, что
