переступающего порог.
— Почему, отче, ты сказался незнакомым, когда я встретил тебя на Эгине? — воскликнул он с досадой.
— Я? Да что ты, ошибаешься. Ты, верно, встретил кого другого.
Недоумение крестьянина сменилось восторгом. Этот батюшка, думал он, необычный человек. И он вернулся к себе в деревню с двойной пользой.
Его смирение и желание остаться незамеченным не ограничивалось только тем, что отец Василий избегал похвал. Часто он, ради восстановления мира и любви, брал на себя ответственность за проступки и ущерб, нанесенный другими, шел к начальству больницы и говорил, что причинил тот или иной ущерб, чтобы предупредить возможное наказание, делая это по просьбе виновного или даже без его ведения. И ради всеобщего уважения к нему тогда уж никто не искал виновного, и на этом все прекращалось.
Проводя дни в трудах по строительству и благоустройству храма или среди больных, он по ночам погружался в любимую молитву, воссылая вздохи, как благоуханный фимиам, к Престолу Божию и проливая непрерывно слезы. Его уединенная и чувствительная душа находила утешение только в молитве. У него был редкий дар слез, так что он никогда не молился без плача. С первых же слов «Молитвами святых отец наших…», которыми начинается любая служба, у него перехватывало дыхание и наворачивались слезы. И так, на коленях, он молился за себя, за больных, за своих духовных детей и за весь мир, после чего ненадолго засыпал, но вскоре поднимался, чтобы продолжить свои подвиги.
Богоизбранный священник
Тем временем архимандрит Пантелеимон Фостинис был избран митрополитом Каристийским. Но не забывал Эгины и отца Василия, которого полюбил и особенно чтил. Часто он звал его к себе в патриархию, и они вместе посещали свою паству для духовного служения.
И чем лучше он узнавал его, тем больше возрастало уважение к нему. Однажды он сказал:
— Я думаю, тебе надо стать священником. Верующим нужны пастыри. Подумай о той ответственности, какую ты несешь перед Богом за людей, духовно к тебе привязавшихся. Если не будут становиться священниками те, кто имеет к тому призвание, кому же тогда и быть ими?
Отец Василий не хотел этого. У него было возвышенное представление о таинстве священства, и, как он нам позже говорил, он хотел до самой смерти оставаться дьяконом. Чувствуя себя великим грешником, он не мог представить себе, что будет своими «грешными руками» касаться Господа Славы. Поэтому он деликатно, но твердо ответил митрополиту, что не хочет быть священником.
Но в один из его визитов в митрополию, 29 августа 1923 года, во время Литургии, митрополит приготовился рукоположить его в священники, о чем и сказал отцу Василию.
— Но, Ваше Преосвященство…
— Никаких но. Окажи послушание.
Отец Василий был застигнут врасплох. Но по смирению не хотел противиться епископу. Может, он думал, если так все складывается, это и есть воля Божия. И он послушался.
Он подошел к Царским Вратам, дрожа всем телом.
Слова молитв глубоко проникали в его душу и еще больше усиливали чувство ответственности.
Закончилась Божественная литургия, митрополит назначил его на должность архимандрита. Благодать священства заставила о. Василия воссылать благодарственные молитвы Богу, сподобившему его получить столь великий чин.
Отец Василий вернулся на Эгину в священническом сане. Скоро по просьбе управляющих больницей он получил должность священника в храме святого Дионисия, который он сам построил. Но его мучило чувство ответственности.
— Я был дьяконом одиннадцать лет, — говорил он. И даже не думал о священстве. Меня сделали им насильно.
Таким же тяжелым и рискованным делом он считал духовничество.
— Многие становятся духовниками, не имея должного опыта. Не исцелившись сами, они учат и наставляют других. И это опасно. Когда меня сделали духовником, то дали мне книгу об исповеди, чтобы я прочел ее. Из нее я узнал о таких грехах, о существовании которых даже и не подозревал. Прочитав несколько страниц, я закрыл книгу и отдал ее пожилому священнику. «Возьми ее, — сказал я, — мне она не нужна, я не хочу исповедовать».
На Эгине к нему часто обращались благочестивые женщины, жившие под его духовным руководством. Те, кто сподобился побывать на Литургиях, которые он служил, рассказывали о возвышенных чувствах, которые они переживали на них. Для отца Василия Литургия была не обычной службой, но вознесением к Горнему. В ней прослеживались все периоды земной жизни Господа, шествие на Голгофу и сама величественная и душеспасительная Жертва. Тут о. Василий останавливался и долгое время не мог сдержать своих слез, напоминая собой блаженного о. Иоанна из Гельвери.
— И как неприступный и недосягаемый Бог соизволяет осязаться руками грешными и тленными? — говорил он позже и начинал плакать.
Присутствие Бога и Ангелов было очевидно для отца Василия. Он ощущал это рядом и исполнялся Божественного страха и умиления. Для него было так очевидно и привычно это присутствие бесплотных сил, что однажды он сказал посетившему его клирику:
— Если ты не видишь рядом с собой твоего ангела-хранителя, в жертвеннике, то не совершай Литургии.
В больничную церковь стало стекаться множество людей. Народ уходил из других церквей и собирался, чтобы побывать на его службе. Всех притягивали его смиренный облик, красивый и благопристойный голос, и особенно его благочестие. Он произносил и проповеди. Его слова были ясны, кратки и трогали сердце.
Администрация больницы, видя такое его служение, Решила заключить с ним соглашение о сотрудничестве на пятнадцать лет, поскольку боялась потерять такого выгодного для нее священника.
Но служение о. Василия в качестве священника в больничной церкви оказалось намного меньше намеченного администрацией срока. После своего рукоположения он служил непрерывно сорок дней. Эти дни он провел в состоянии духовного вознесения, находясь между небом и землей. Вместе с служителем Всевышнего возносились к небесному и все те, кто присутствовал на его службах.
Это еще больше увеличило в нем страх Божий. Чем выше возносилась его душа к небесному, тем глубже он чувствовал свое недостоинство служить Литургию и касаться Господа Славы.
На сороковой день с момента рукоположения он удостоился увидеть страшное видение.
Во время Божественной литургии, когда он в молитве вознесся ко Престолу Божию, то неожиданно увидел, как Божественное Тело и Кровь Господа действительно пресуществились и приняли образ в Чаше Плоти и Крови. Отец Василий был потрясен таким видением.
Он долго молился со слезами, затем вышел через Царские Врата, произнес отпуст и, не сказав никому о происшедшем, вернулся в алтарь.
Когда все ушли из церкви, о. Василий склонился на колени и долго со слезами молился, прося Бога, чтобы Его Божественное Тело опять
