отконвоировать в близлежащий дворец на допрос.
Герцог де Монбазон остался в карете один с умирающим королем. Он накрыл его своим плащом, задернул занавески кареты и во избежание беспорядков крикнул на всю улицу:
— Король только ранен!
Генрих, в самом деле, не умер сразу. Он еще раз пришел в себя, когда его выносили из кареты. Случилось это под лестницей, ведущей к покоям королевы. Его тотчас попытались оживить вином. Господин де Серизи, лейтенант его гвардейцев, поддерживал ему голову, причем король несколько раз подымал и опускал веки.
Генриха отнесли в его кабинет и положили на диван. Комната вскоре оказалась переполненной. Многим лишь бегло удавалось взглянуть на окровавленную рубаху, восковой лоб, сомкнутые глаза и широко раскрывшийся рот. Людям сказали, что король жив, и, так как никто здесь иначе и помыслить не смел, это бездыханное тело еще некоторое время оставалось королем.
Наконец, тишина в переполненной комнате стала нестерпимой, и кто-то прикрыл королю рот орденским крестом. Это было признание того, что он уже не дышит.
— Короля больше нет с нами, — тихо сказал кто-то.
* * *
Мария Медичи, услышав шум, подошла к окну и увидела огромную толпу, собравшуюся у ворот Лувра. Удивленная королева повернулась к своим придворным дамам:
— Что там такое происходит? — спросила она. — Пошлите кого-нибудь узнать, что надо этим людям.
Через несколько минут слуги объявили, что прибыл господин де Бассомпьер, и он просит разрешения предстать перед королевой.
— Пусть войдет, — сказала Мария Медичи. — Может быть, он объяснит нам, что случилось…
Усиливающиеся крики на улице сменили удивление королевы на беспокойство, а вид влетевшего в ее покои де Бассомпьера превратил беспокойство в панический страх.
— Король! — закричала она. — Что с ним? Что случилось? Говорите же скорее, господин де Бассомпьер, я вам приказываю!
— Мадам…
— Вы меня убиваете, Бассомпьер! Не тяните! Именем всего святого, говорите, где король? Что с ним?!!
Франсуа де Бассомпьер набрал в грудь побольше воздуха:
— Король умер!..
Мария Медичи упала на бархатные подушки.
— Да, мадам, короля больше нет с нами…
— Боже праведный! — воскликнула она. — Как это, нет с нами? Что за чушь вы несете?
— Он убит… Только что… Кинжалом… Прямо в грудь…
— Убит? Но кем? За что?
— Пока неизвестно, мадам.
— О, Боже! Теперь все кончено! Моя слава! Мои надежды! Что теперь со всеми нами будет?!! Кто мне ответит?
— Mадам, — сказал Франсуа де Бассомпьер, пораженный отчаянием королевы, — ваше большое и доброе сердце…
Мы все… Вы всегда можете… Короче, и я, и другие военные… Они находятся в соседней комнате… Мы ждем ваших приказаний.
— Король умер! Король умер! — продолжала, как обезумевшая, кричать королева.
Все придворные испуганно молчали, боясь даже пошевелиться, и лишь герцог де Люинь осмелился нарушить драматический накал этой сцены.
— Короли не умирают во Франции, — громко сказал он и показал королеве дофина, которого привел с собой. — Король жив, мадам!
* * *
Отвлечемся теперь от нашего повествования и порассуждаем немного о числах. Предчувствуя скорый конец, король говорил о четырнадцатом числе, якобы предсказанном ему астрологом. На самом деле, число это сопровождало его всю жизнь. Например, Генрих IV был известен как Генрих де Бурбон (Henri de Bourbon) и Генрих Наваррский (Henri de Navarre). Если взять эти имена в их французском написании, то каждое из них состоит из четырнадцати букв. Он родился 14 декабря. Он родился в 1553 году, а сумма этих четырех цифр (1 + 5 + 5 + 3) равна четырнадцати.
Первым годом жизни Генриха был 1554 год, а это значит, что с начала эры Христа прошло четырнадцать веков (1400), четырнадцать десятилетий (1400 + 140 = 1540) и четырнадцать лет (1540 + 14 = 1554).
Его жену звали Мария Медичи (Marie de Medicis), и ее имя, как и имя Генриха, во французском написании состояло из четырнадцати букв. А его первая жена, Маргарита де Валуа, родилась 14 мая, причем все того же 1553 года, сумма цифр которого равна четырнадцати.
Этот же день, 14 мая, стал роковым для Генриха.
После длительных сомнений он, в конце концов, согласился, чтобы Мария Медичи была коронована, хотя не раз говорил о своем дурном предчувствии и об опасности, которая грозит ему во время этой коронации. Он назначил церемонию на 13 мая и приказал приготовить въезд новой королевы в Париж к 16 мая, то есть после дня рождения прежней королевы. С одной стороны, здесь проявилось присущее Генриху чувство такта, с другой — некий фатализм, а может быть, и то и другое вместе взятое. Коронация в целом прошла успешно. Предшествующую ей ночь Генрих провел хорошо, а утром четырнадцатого он молился дольше обычного. После обеда он на короткое время вдруг стал очень весел и заявил: «Не мешало бы подышать воздухом. Подать мне экипаж».
Чтобы развеяться, он решил отправиться в арсенал. В тот роковой день карета Генриха свернула на узкую улочку Ферронери (франц. — Rue de la Ferronnerie), имевшую в названии 14 + 4 буквы, причем лишние четыре буквы приходились на предлоги «de la», которые обычно опускались в устной речи при обозначении улиц. Более того, по некоторым свидетельствам, 14 мая 1554 года был издан указ о расширении этой улочки, но он так и остался на бумаге…
Похоже, Генрих решил испытать судьбу. В результате случилось то, чего и следовало ожидать…
