Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
со мною образ твой,
Везде со мною призрак милый:
Во тьме полуночи унылой,
В часы денницы золотой.
То на конце аллеи тёмной
Вечерней, тихою порой,
Одну, в задумчивости томной,
Тебя я вижу пред собой,
Твой шалью стан не покровенный,
Твой взор, на груди потупленный,
В щеках любви стыдливый цвет.
Всё тихо; брезжит лунный свет;
Нахмурясь топол шевелится,
Уж сумрак тусклой пеленой
На холмы дальние ложится,
И завес рощицы струится
Над тихо спящею волной,
Осеребренною луной.
Одна ты в рощице со мною,
На костыли мои склонясь,
Стоишь под ивою густою;
И ветер сумраков, резвясь,
На снежну грудь прохладой дует,
Играет локоном власов
И ногу стройную рисует
Сквозь белоснежный твой покров…[17] (1, 180–181)
Так от воспоминаний о детстве воображение переносит Пушкина в день сегодняшний, то есть в конец 1815 года. И он представлял себе, какой была бы Сонечка в пятнадцать лет. К счастью, в реальности этого не случилось. Почему к счастью? Александр Сергеевич объяснил это в статье «Байрон» (1835), в которой речь идёт о ранней влюблённости. Упомянув, что Байрон впервые влюбился в восьмилетнем возрасте в семнадцатилетнюю девушку, Пушкин включил в свою статью цитату из его дневника. Пространное извлечение из воспоминаний английского поэта поясняет психологию раннего детского влечения.
«В последнее время, — писал Байрон, — я много думал о Мэри Дэфф. Как это странно, что я был так безгранично предан и глубоко привязан к этой девушке, в возрасте, когда я не мог не только испытывать страсть, но даже не понимал значения этого слова. И, однако, это была страсть!
Я раз пятьдесят с тех пор влюблялся; и, тем не менее, я помню всё, о чём мы говорили, помню наши ласки, её черты, моё волнение, бессонницы и то, как я мучил горничную моей матери, заставляя её писать Мэри письма от моего имени. Я припоминаю также наши прогулки и то блаженство, которое я испытывал, сидя около Мэри в детской, в то время как её маленькая сестра играла в куклы, а мы с серьёзностью, на свой лад, ухаживали друг за другом.
Но как же это чувство могло пробудиться во мне так рано? Каковы были начало и причина этого? Я не имел никакого понятия о различии полов даже много лет спустя. И тем не менее, мои страдания, моя любовь к этой девочке были так сильны, что на меня находило иногда сомнение: любил ли я по-настоящему когда-нибудь потом? С некоторого времени — сам не знаю почему — воспоминания о Мэри (не чувства к ней) вновь пробудились во мне с не меньшей силой, чем когда-либо. Какой очаровательный образ её сохранился в моей душе!»[18]
Байрон боялся встретить Мэри Дэфф по прошествии многих лет, чтобы не разрушить образ любимой, сохранявшийся в его памяти. Не чужд этому чувству был и Пушкин, нашедший в детских переживаниях великого англичанина много общего со своими.
«Великое дело красота»
Первое из сохранившихся стихотворений Пушкина — «К Наталье». Оно относится к 1813 году и посвящено крепостной актрисе. О ней ничего не известно, кроме того, что она играла на сцене домашнего театра графа Варфоломея Васильевича Толстого, находившегося в Царском Селе.
В театре ставились в основном комические оперы, в числе которых были: «Клорида и Милон», «Мельник, колдун, обманщик и сват» Аблесимова и «Севильский цирюльник» Паизиелло. По жанру этих произведений Пушкин назвал Наташу Талией[19]. Свои чувства к ней юный поэт определил с наивной откровенностью:
В первый раз её стыжуся,
В женски прелести влюблён (1, 12).
Чувство, охватившее Александра, изменило его жизнь:
Сердце страстное пленилось;
Признаюсь — и я влюблён!
Пролетело счастья время,
Как, любви не зная бремя,
Я живал да попевал…
Но напрасно я смеялся,
Наконец и сам попался,
Сам, увы! с ума сошёл.
Стихи, вольность — всё под лавку.
Молодая актриса была объектом воздыхания всех лицеистов, активно посещавших театр Толстого в мае — августе 1813 года, и Пушкину оставалось только мечтать о ней.
Так, Наталья! Признаюся,
Я тобою полонен,
Целый день, как ни верчуся,
Лишь тобою занят я;
Ночь придёт — и лишь тебя
Вижу я в пустом мечтанье,
Вижу, в лёгком одеянье
Будто милая со мной;
Робко, сладостно дыханье,
Белой груди колебанье,
Снег затмившей белизной,
И полуотверсты очи,
Скромный брак безмолвной ночи —
Дух в восторг приводят мой!
Я один в беседке с нею,
Вижу… девственну лилею,
Трепещу, томлюсь, немею…
И проснулся…
В момент написания стихотворения «К Наталье» лицеисту Пушкину было четырнадцать с половиной лет — время формирования половой зрелости. Поэтому в стихотворении появляются упоминания о женских прелестях, которые волнуют юношу:
Всё к чему-то ум стремится,
А к чему? — никто из нас
Дамам вслух того не скажет,
А уж так и сяк размажет.
Я — по-свойски объяснюсь.
И объясняет:
Дерзкой пламенной рукою
Белоснежну, полну грудь…
Я желал бы… да ногою
Моря не перешагнуть… (1, 13)
То есть, выражаясь сегодняшним языком, Наташа была очень сексуальна и недостатка в воздыхателях не испытывала. Но поэт почти три года мечтал о близости с любимой. Кончилось это увлечение как-то вдруг и разом. Своё разочарование в Наташе Пушкин выразил в стихотворении «К молодой актрисе» (1815):
Тебе не много Бог послал,
Твой голосок, телодвиженья,
Немые взоров обращенья
Не стоят, признаюсь, похвал
И шумных плесков удивленья.
Жестокой суждено судьбой
Тебе актрисой быть дурной (1, 137).
Но пока её спасают молодость и красота:
Ты пленным зрителя ведёшь.
Когда без такта ты поёшь,
Недвижно стоя перед нами,
Поёшь — и часто невпопад,
А мы усердными руками
Все громко хлопаем…
Свистки сатириков молчат,
И все покорствуют прелестной…
Увы! Другую б освистали:
Велико дело красота.
…Мы не
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146
