Вот уроды. Хоть бы расписание с часами работы повесили.
Я, подумав, направился в кабак по соседству с лавкой.
Он мало отличался от того, в котором сидели мы — разве что потеснее и погрязнее. Я, лавируя между столов, подошёл к барной стойке.
— Здорово, друг. Слушай, а соседи ваши работают, вообще? Я дверь подёргал — закрыто.
— А у нас тебе не пьётся? — обиделся «друг» — парень моего возраста в чёрной бандане и в фартуке, стоящий за стойкой и наполняющий из огромной бочки сразу две пивные кружки. — Давно ослиную мочу не пил — ну, иди к соседям, не держу.
— Да я не про тех соседей! Мне в храмовую лавку надо.
Парень поднял глаза от кружек и посмотрел на меня с непонятным выражением — то ли удивления, то ли сочувствия.
— Верующий, что ли?
— Ага, — кивнул я. — Понимаешь, кадило нужно до зарезу, прям сил нет терпеть. А там закрыто.
— Да понятное дело, закрыто. — Парень, ловко перехватив кружки одной рукой, закрутил кран и вышел из-за стойки. Кивнул мне: — Пошли.
Я пошёл за ним. Парень отнёс кружки страждущим и решительно двинулся вглубь кабака. Потряс релаксирующее в одиночестве над полупустой бутылкой тело:
— Наитдиэль, подъём! Клиент к тебе. Кадилу хочет.
Наитдиэль протёр глаза. На лице, заросшем густой бородой по самые брови, глаза эти просматривались с трудом. Усилием воли Наитдиэль заставил их открыться и уставился — сначала на бармена, потом на меня.
— Вот, — доложил бармен, — верующий. В лавку рвётся.
— Да я ж… — на глазах протрезвел Наитдиэль. — Да мне… Надо же, всего ж на секунду отошёл пообедать! Идёмте, уважаемый клиент. Идёмте! — и, путаясь в длинных полах то ли рясы, то ли ещё чего-то церковного, устремился к выходу.
В результате посещения лавки я таки обзавёлся книжечкой. Не предел мечтаний, конечно, но…
— Блин, Костя! Это ещё что? — Диана заметила книжку, которую я гордо выложил на стол.
— Как — что? Книжечка. Ты же сказала, что надо.
— «Маргарита Пушкина. Избранные стихотворения для молитв»?!
— Ну да. Там разные были, я выбрал, чтоб не слишком здоровая. Чтоб, если что, с собой таскать не тяжело.
— А ничего, что здесь стихи напечатаны? — Диана открыла книжку и перелистнула несколько страниц.
— Так и хорошо, что стихи, — объяснил я. — Смотри, как мало места занимают! До фига ещё чистого, хоть «Войну и мир» пиши. А как закончится, я новую притащу. Знаю теперь, где дают — бесплатно, между прочим.
Услышав про «бесплатно», Диана успокоилась и подобрела. Снова пролистнула книжку. Задумчиво прочитала:
— Слепая ночь легла у ног
И не пускает на порог
Брожу по дому как во сне,
Но мне покоя нет нигде… — и вдруг встрепенулась:
— Слушай. А где кошка?
Я огляделся по сторонам. Фиону не увидел.
Встал, огляделся ещё раз. Ничего не изменилось.
— Ну? — спросила Диана.
Я развёл руками:
— Уходил за книжкой — была, точно помню… Блин.
— Что? — насторожилась Диана.
— Да подсели к нам два каких-то хмыря, пока ты от этих придурков отбивалась…
— Как же я с вами мучаюсь, — простонала Диана. — Что за хмыри? Как выглядели? — накинулась на Гримуэля: — А ты куда смотрел?
— Я помогал вам, богиня, — напомнил тот.
— Охрррррррана! — укоризненно добавил ворон. — Крррррушить крррррррретинов!
Точно, Гримуэль с вороном почти сразу отползли к Диане, огораживать её от наседающей толпы. А мне пришлось самому за пивом идти.
Пока потолкался у стойки, пока пришёл с наполненными кружками — увидел, что Фиона успела обзавестись соседями. А подойдя поближе, почувствовал резкое желание вернуться обратно к стойке.
— Ой, мороз, мороз, — декламировал нараспев худющий мужик с длинными седыми патлами, перехваченными вокруг головы кожаным ремешком. — Не морозь меня! Не морозь меня, моего коня!
— Моего коня, — пьяненьким голосом подхватила Фиона, — белогривого! У меня жена, ох, ревнивая! У меня жена, ох, красавица. Ждёт меня домой, ждёт, печалится, — уронила голову на руки и горько разрыдалась.
— Так, — я грохнул кружки на стол. — Что происходит?! Чего надо, граждане?
— Костя, не ругайся, — вступилась Фиона. — Я обрёл едва… едви… единомышленников!
— А ревёшь почему?
— Расчувствовался. — Фиона шмыгнула носом и вытерла глаза. — Жену вспомнил. Мою добрую, милую Монику.
— Это ту Монику, которая тебя обещала в вытрезвитель сдать? — уточнил я, — или другую какую?
— Ах, Костя! Ну, зачем ты… Лучше познакомься. Это… — тут Фиона впала в задумчивость.
— Иллиниор, — почему-то переглянувшись с соседом, представился седой длинноволосый. — А это, — кивнул на толстенького, плешивого спутника, — Аланассольд. — Наклонился к Фионе: — Можем ли мы доверять твоему другу так же, как тебе?
— Быз… бызусловно, — объявила Фиона. И потянулась к принесённой мною кружке. — Можете! Так же, как мне.
— Тогда — стихи, друзья, — цапнув вторую кружку, предложил Иллиниор.
— Это — на здоровье, — согласился я, — сколько влезет. Только посуду верни, — и отобрал кружку. — Сам сходишь, не маленький.
Развелось, тоже, халявщиков.
Иллиниор грустно посопел, но кружку отдал без вопросов. Придвинувшись к столу, тихо, торжественно зачитал:
— Степь да степь кругом,
Путь далёк лежит,
В той степи глухой
Замерзал ямщик…
— Ну и, вот, — закончил рассказ я. — Потом они дальше стихи читали. А потом я пиво допил и ушёл книжечку добывать.
— А когда вернулся, даже не заметил, что кошки нет? — ехидно уточнила Диана.
Но тут, на счастье, вмешался Гримуэль. Со странной подозрительностью в голосе спросил:
— А во что были одеты эти личности?
— Да почему личности-то? — удивился я. — Дядьки как дядьки… Ну, примерно как все были одеты. — Чуть не ляпнул «в такую же хрень», но сдержался. — Куртки такие же, кожаные. Штаны, там. Сапоги.
— А не было ли под этими куртками, — Гримуэль по-следовательски прищурился, — косовороток?
— Чего? — не понял я.
— Рррррррубахи! — пояснил ворон. — Крррривые!
Я задумался.
— Да чёрт их знает, я не приглядывался. Вроде, обычные рубахи. Ну, то есть, для вас обычные. Вышитые такие.
— Крестиком?! — ахнул Гримуэль.
— Вроде, да. Там не разглядеть было, это я краешек
