— Ты очень красивая девочка, — шепчет он в кратких перерывах. — И так похожа на Хлою.
Если верить Рисаю, Хлоя была сава́ри, женщиной наместника Земли и моей матерью. А значит, вполне нормально, что я похожа на неё.
Но разве нормально, что двуликий спустя двадцать лет помнит как выглядела первая женщина его бывшего друга?
В какое-то мгновение мне кажется, что Рисай слышит мои мысли. Он прерывает цепочку поцелуев, скользящих по моей шее, и отстраняется. А затем и вовсе отходит от кровати.
— Что-то не так? — Я приподнимаюсь и смотрю на двуликого.
Он в свою очередь не сводит глаз с меня. И медленно расстёгивает на груди рубашку.
— Дарья… — То, как Рисай произносит моё имя, заставляет меня нервничать. Он явно собирается с мыслями, прежде чем сказать что-то важное. — Я не сторонник нежностей. Я привык брать женщину, когда и как захочу. И я привык, чтобы женщина подчинялась любому моему желанию. Сегодня будет единственный раз, когда я сделаю исключение.
— Почему? — облизываю я вмиг пересохшие губы.
— Потому что завтра ты уже будешь женщиной. Моей женщиной. И будешь подчиняться. — Рисай стягивает с себя рубашку, отбрасывает её и на один шаг приближается к кровати. — Ложись на спину, Дарья.
В голове проносится целая уйма вопросов, но я не спрашиваю двуликого ни о чём. Просто делаю то, что он просит. Ложусь на спину и на время зажмуриваюсь.
А когда вновь открываю глаза, на Рисае остаётся только браслет. Но даже его двуликий снимает и, предусмотрительно отключив, бросает на тумбу рядом с кроватью.
Как ни стараюсь сдержаться, не могу отказать себе в удовольствии рассмотреть Рисая.
Он примерно вдвое старше меня. И когда-то я считала мужчин его возраста почти стариками. Но сейчас, украдкой рассматривая обнажённое тело Рисая, я понимаю, как не права была тогда.
В двуликом, что стоит напротив, нет ничего от старика. Он молод, полон сил и мужественно красив.
Широкие плечи, сильные руки и дорожка тёмных волос, спускающаяся туда, куда я пока не решаюсь взглянуть.
Рисай, как будто нарочно даёт мне время хорошенько разглядеть и изучить его тело. Даёт возможность привыкнуть к себе обнажённому.
И я довольно быстро привыкаю.
Сама не замечаю, как опускаю взгляд и упираюсь в его торчащий детородный орган.
— Господи, какой он большой! — вырывается у меня непроизвольный возглас.
Лицо тотчас вспыхивает от стыда, и я зажимаю ладонью рот, чтобы не сболтнуть ещё какую-нибудь глупость.
Рисай тихо, почти беззвучно смеётся.
— Я умею им пользоваться. Сегодня тебе не нужно бояться.
— А я и не боюсь. — Даже не знаю, кого пытаюсь сейчас убедить. Его или себя?
Не в силах совладать с охватившей меня дрожью, снова закрываю глаза. И тотчас слышу, как Рисай делает последний шаг, отделяющий его от меня.
— Вот и умница.
Кровать рядом со мной прогибается под тяжестью. А меня сию же секунду обдаёт жаром и окутывает запахом мужского тела. Пальцы двуликого касаются сначала моего лица, а затем спускаются по шее к вырезу платья.
Всё происходит, как во сне.
Мне кажется, временами я просто забываю дышать.
Руки двуликого, обжигая прикосновениями, в считанные секунды ловко справляются с моей одеждой.
Я толком даже не успеваю сообразить, как оказываюсь лежащей в кровати совершенно голая. А рядом со мной Рисай.
Его ладонь проникает между моих сведённых ног и аккуратно поглаживает.
Хочу открыть глаза, но не решаюсь из-за дикого стыда, что испытываю. Если бы могла сгореть или провалиться под землю, то наверняка сделала бы это.
Дыхание перехватывает, как только палец двуликого проникает под складочки и легонько массирует. До тех пор пока там не становится мокро, и палец не начинает свободно скользить.
Закрываю лицо руками, и с губ срываются тоненькие всхлипывания.
— Тебе неприятно? — наклоняясь ко мне, хрипло спрашивает Рисай.
— Нет! — Я убираю от лица руки, открываю глаза и только потом понимаю, как звучит мой ответ. — То есть…
Признаться, что мне более чем приятно, оказывается не так просто. Но на мою удачу, двуликий и сам всё понимает.
Он целует меня в губы, а затем в нос.
— Хорошо. Тогда продолжим.
Рисай переворачивается, опираясь на ладони, нависает надо мной и раздвигает коленом мои ноги.
Мне вдруг становится страшно, и, чтобы отдалить момент, я делаю первое, что приходит на ум.
— Расскажи, что приятно тебе.
Двуликий тихо хмыкает, как-то странно уставившись на меня.
— Когда-нибудь я не только расскажу, но и покажу, — отвечает он не сразу. — Только не сегодня. Тебе ещё рано знать.
В моей памяти неожиданно всплывает разговор двух охранников аукциона Кукол. Они говорили, что мой покупатель садист, которому нравится душить.
Тогда я не поверила словам охранников, подумав, что они просто запугивают. Потом я посчитала, что меня купил другой. Но что если…
— Ты получаешь удовольствие, когда душишь?
Рисай дёргается, как от пощёчины, и под глазом у него пульсирует венка.
— Я знаю тысячу и один способ получить удовольствие. И я покажу тебе каждый из них. — Его губы дрожат в кривой усмешке. — А теперь помолчи, Дарья. Я устал от твоей болтовни.
Он приподнимает меня за бёдра, рывком подаётся вперёд и сминает мои губы губами. Как раз в тот момент, когда жгучая боль внизу, между моих ног затапливает сознание.
Я пытаюсь закричать, но язык двуликого, лишив возможности, врывается в мой рот. Я хочу вырваться, но Рисай лишь сильнее вжимает меня в кровать своим телом и начинает двигаться.
Сперва он делает это очень медленно и осторожно. Но с каждым последующим движением его темп ускоряется.
По мере того, как он скользит во мне, боль постепенно притупляется и уходит. А на смену ей приходит странное ощущение, похожее на эйфорию.
Теперь вместо того, чтобы сопротивляться, я уже сама выгибаюсь всем телом навстречу толчкам двуликого.
И вскоре Рисай с глухим рычанием врывается в меня в последний раз. Замирает, на миг слившись со мной во едино. Не моргая, заглядывает в глаза, словно в самую их глубину, и содрогается. А я чувствую, как меня наполняет жидким огнём страсти.
Рисай, наконец, отрывается от моих губ и утыкается носом в шею. Его дыхание тяжёлое и прерывистое, скользит по моей коже.
Все звуки этого мира кажутся мне сотканными из наших дыханий, звучащих в унисон. Но через мгновение всё меняется. Мир вспыхивает огненным фейерверком и рассыпается дождём искр перед моими глазами.