Но при всём этом я ни разу сама не брала кисть в руки. Даже по бытовым вопросам: последний ремонт делала нанятая бригада, а если для какой-нибудь рабочей съёмки требовалось нечто странное вроде облитых сверкающим золотом венских стульев, я всегда делегировала это дело стажёрам.
– Могу, – ответила я.
И услышала, как громко бьётся сердце.
– Да что не так с просто белым?! – возмутился Илья.
– А, то есть ты на стены больничных палат ещё не насмотрелся? – строго спросила тётя Агата. И он не ответил. – Вот и чудненько! – заключила она, хлопнула в ладоши и собрала в охапку свои посылки. – Значит, жди завтра нашу красну девицу, пришлю её с колерами, у меня от ремонта остались, и с бутербродами вам на перекус. Можешь прогрунтовать стены сегодня. И ещё раз спасибо за помощь, дорогой!
– Всегда пожалуйста, – сквозь зубы процедил Илья, громко и даже раздражённо хлопнул дверцами кузова и направился к водительскому месту, бросив на меня короткий взгляд. Я только развела руками, одновременно говоря «Вот такая у меня тётя,прими» и «Вот такая у меня тётя,извини», но он молча сел за руль и уехал, а тётушка, шурша юбками, поднялась на крыльцо.
– Ну вот зачем? – вздохнула я.
– Потому что вы чувствуете друг к другу мяту[2].
– И как это понимать? – вопросила я у опустевшего дверного проёма.
Глава 6
Я уткнулась подбородком в сложенные на столе руки и смотрела, как тётя Агата красила ногти. Опустить тонкую кисточку в бутылёк с тягучим тёмно-бордовым сиропом, отереть лишнее об узкое горлышко, оставить на ногтевом ложе три точных и уверенных мазка – вроде несложно, и я так смогу. Не с лаком, но с водоэмульсионной краской и стенами дома Ильи.
Тётушка вытянула вперёд левую руку, покрутила ей, рассматривая маникюр, удовлетворилась результатом и принялась за правую.
Вообще, для официально одинокой – то есть сильной и независимой – женщины она вела себя, как по мне, слишком уж нетипично. Не то чтобы я считала, будто в её ситуации нужно надеть кружевной чепец и смириться, но то явное удовольствие, с которым тётя Агата делала макияж по утрам, пользовалась нишевой парфюмерией или носила чулки словно не для кого-то, а исключительно для себя, несколько меня обескураживало.
Чулки! В деревне! Сегодня утром я развешивала постиранное бельё на верёвках в саду и даже засмотрелась на то, как тётушкины чулки развевались на ветру на фоне просыпающегося леса, – это казалось чем-то странным, из ряда вон выходящим, но невероятно красивым. И вдруг именно тут – уместным.
А вот сейчас тётя отточенными движениями красила ногти, но это ещё можно было объяснить её грандиозными планами на вечер – в театр с ночёвкой. Именно так,с ночёвкой: тётушка ссылалась на то, что спектакль закончится поздно, возвращаться из города будет несподручно, но я покивала и нарисовала на зеркале жирную красную черту.
– Ещё чаю? – спросила тётя Агата.
– Нет, спасибо… Ой! Ай!
На мою сгорбленную спину лихо запрыгнула кошка и радостно впилась в кожу когтями.
– Кто ты, стокилограммовый мохнатый монстр? – взвыла я.
– Это Ада, – проинформировала тётушка, мельком глянув на заложенный нами фундамент для пирамиды бременских музыкантов, и вернулась к маникюру.
– Она страшная и чёрная, да?
– Ты считаешь меня такой предсказуемой, утёнок? – усмехнулась тётя. – Она шпротная.
– Вот и шпротиков захотелось… – вздохнула я.
Сегодня я проснулась рано, хотя снова долго крутилась в постели под гнётом тяжких дум, пытаясь каким-то образом соединить нынешнюю себя, нынешнего Илью и давно исчезнувшие из моей жизни краски. Но то, что когда-то казалось таким привычным и обыденным, вдруг стало пугающим, и я тёрла лицо руками и печально вздыхала, сто тысяч раз пожалев о том, что согласилась на эту авантюру. Что вообще приехала. А среди ночи я прокралась на кухню, съела полведёрка мороженого, дала облизать ложку ближайшей кошке и решила, что если я могу хоть как-то помочь Илье – пусть даже покрасить стены, это же всего лишь стены, – я обязана это сделать. А там, глядишь, выйдет и так, что помогу и самой себе.
На решётке остывало печенье из овсянки и говяжьей печени, которое я под чутким руководством интернета испекла с утра. Я хотела сделать его в форме косточек, но у тёти не нашлось подходящей формочки, поэтому вкусняшки для Тузика получились в виде сердечек. Ещё я надела крайне непрактичный, но очень удобный белый джинсовый комбинезон, стащила у тётушки шёлковую косынку и повязала на голове так, чтобы легкомысленные концы торчали прямо на макушке. И как-то вся эта подготовка меня окончательно расслабила и успокоила, я даже начала предвкушать. Вот только стрелки часов упрямо не желали подбираться к восьми.
– Думаешь, ещё не пора? – спросила я у тёти Агаты. – Я в книжках читала, что в деревнях жизнь начинается рано. Ну, там, коров подоить, поросям дать…
– У нас нет коров и поросей, только олени и кабаны.
– И где-то бродит одинокий голодный волк…
– Господи, да иди уже! – не выдержала она. – Себя изводишь, а заодно и меня.
Этого было достаточно: я немилосердно сбросила мурчащую Аду с плеч, собрала печенье в контейнер, схватила холщовую сумку с набором для колеровки, подготовленный тётей свёрток с обещанными бутербродами – и меня даже не очень расстраивало, что желанной колбаски там снова не было, – и помчалась к выходу.
– Мирусь, ключи возьми! – крикнула тётушка вслед. – Вдруг разминёмся.
Непрогретый утренний воздух бодрил, и предплечья тут же покрылись гусиной кожей. Спорые шаги по асфальту отдавались эхом на пустынных улицах, но вскоре я нырнула в лес, на тропу, которая, петляя между соснами, вывела меня к дыре в заборе. Я легонько дёрнула за доски, на удачу, но они по-прежнему были крепко прибиты, поэтому я пробралась сквозь буреломы к калитке, перегнулась через неё, подняла защёлку и зашла во двор.
С моего прошлого визита он как будто немного изменился. Наваленные тут и там сухие ветки были аккуратно сложены в углу. У крыльца – большой короб с инструментами и свежий брус, купленный вчера в магазине. У стены – две металлические миски, одна с прозрачной водой; я не заметила их ночью, а теперь они будто вдыхали в этот замкнутый мирок на лесной опушке жизнь. И вообще, казалось, что двор тщательно подмели, а траву позеленили, покрыли муравой. Хотя, возможно, это просто моё сегодняшнее настроение преломляло действительность.
Я достала из сумки контейнер с печеньками и тихонько поцокала языком, призывая Тузика, но ни один большой лохматый зверь так и не объявился, поэтому я перешагнула через сломанную ступеньку, поправила пальцами чёлку и благовоспитанно постучала в дверь.
