Некоторое время продолжалась одна и та же рутина.Периодически по старшему выпускали неприцельную очередь, он огрызался огнем, номаневрировать не мог, поскольку был слишком на виду. Время от времени он что-тоорал молодому, скорее всего, вновь и вновь приказывал беречь патроны. Тот сталпостреливать реже — не из дисциплинированности, а оттого, что ему, каклегко было разглядеть, становится все хреновее: имеет место обильное кровотечение,рана должна болеть, ее сейчас дергает, тянет… Хорошо бы вырубился, облегчилзадачу… нет, что-то не собирается, падла…
Исключительно для очистки совести полковник во всю глоткувыкрикнул предложение бросить оружие и сдаться, обещая, ясное дело, жизнь, ачто же еще? Как и следовало ожидать, этот рыцарский порыв не встретил должногопонимания в стане врага — в его направлении сначала были произведены дведлинные очереди, а потом звучно зашелестела пущенная из подствольника граната,взорвавшаяся метрах в пятнадцати правее уже успевшего в очередной раз сменитьпозицию Рахманина. Вреда он нее не случилось ни малейшего.
Игру не следовало тянуть до бесконечности. Никто не нагрянулна помощь попавшей в засаду троице, но все равно, затягивать не след.Сомнительно, что Щенок вырубится, а старший, ясно, упертый тип, сдаватьсячто-то не собирается. Вот и ни к чему развлекаться далее, пора играть всерьез…
— Мочите волчару нахрен, — распорядился полковникв микрофон.
Вот теперь со всех сторон из пяти стволов вдарили всерьез —а секундой позже и Рахманин подключился. Из подствольников никто из группы непалил — чтобы не попортить ненароком осколками намеченный трофей. Нопатроны не экономили.
Изменившуюся ситуацию просек и старший — уж такой-тобитый жизнью экземпляр не мог не понимать, что по нему начали бить напоражение. Ну а что он мог поделать? Выбор небогат: попытаться позициюпоменять, что на обстреливаемой со всех сторон поляне, в общем, бессмысленно.
Вскоре во время очередного переката старшего чувствительнодостало, видно было, как его швырнуло, как корежит — и почти сразу жебоевика, судя по дерганьям, зацепило сразу несколькими очередями, онпобарахтался чуток, уже не стреляя, вроде бы нелепо подпрыгнул… И больше нешевелился. Сразу видно, что дело мы тут имеем не с притворством, а снатуральным «двухсотым». Переползши метров на пять правее, Рахманин чутьвысунулся из-за ствола, дававшего неплохое укрытие.
Увы и ах, молодой от изрядной потери крови все же сознаниене потерял, он лежал, ворочая башкой туда-сюда, целя наугад и временамивыпуская очередь. Интересно, понимал он уже, что его собираются повязатьживьем, или считал, что ему пока просто везет и пули сторонкой пролетают? Хренего, недоноска, поймешь…
По команде полковника с разных сторон вновь грянули очереди,не направленные на поражение, но заставившие Щенка ожесточенно огрызаться. Ага,магазин меняет…
Пора было что-то решать. Не ждать же, когда этот придурокрасстреляет все патроны. Нет все же стопроцентной уверенности, что вокрестностях чисто… Снайперку не захватили, жаль, было бы проще… Ну ладно,попытаемся и так справиться, нам не впервой.
Выбрав надежную позицию, Рахманин отложил автомат и вновьвзялся за бесшумку. Он прекрасно видел, что Щенок его не засек, а значит, можнодействовать уверенно.
Первый выстрел лишь зацепил плечо мишени, левое, вроде быцарапина получилась… но второй угодил гораздо более качественно, пробил гадуправую ладонь, тот, как миленький, автомат выпустил, упал на спину, зажимаялевой ладонью раненую, явственно раздался громкий то ли стон, то ли всхлип…
Вот теперь появился реальный шанс! В течение какой-то долисекунды полковник готовил себя к прыжку, просчитывая все наперед, потом взмылиз-за ствола и с автоматом наперевес, вспоров перед собой землю двумяочередями, метнулся к тому месту, где вразброс валялись два трупа и одинраненый.
Справа и слева от него взлетела фонтанчиками земля —это оставшиеся в «зеленке» трое прикрывали не только Рахманина, но и несущихся,как торпеды, Кешу с Улановым, все было оговорено заранее, кто пойдет на рывок,кто прикроет.
Голова была совершенно пустая, без мыслей и эмоций, Рахманинлетел, уже решив для себя, как именно будет бить ногой и куда, если Щенок всеже сграбастает ствол и попытается хамить. Кеша с Улановым были уже наполпути — ну, выноси, фортуна!
Метров тридцать осталось до сопляка, лежавшего на спине сискаженным лицом, таращившегося в сторону набегающего полковника… за ствол нехватается, ага… только что-то вовсю левой, здоровехонькой рукой под распахнутойкамуфляжной курткой шарит, что-то очень уж осмысленно шарит… СУКА!!!
Изрядным усилием сбив себя с темпа, полковник заорал чтоесть мочи:
— Стой! Ложись!!!
И рухнул во весь рост на каменистую землю, успев увидеть,что оба стрелка, слава тебе, господи, приказ расслышали, ситуацию поняли,повалились будто подкошенные.
В следующий миг громыхнуло. Оглушительно, жутко. Обдалогорячим воздухом с тухлым запахом взрывчатки, ноздри залепило гарью, по сфере спронзительным визгом долбануло чем-то твердым, срикошетившим тут же, но всеравно, ощущения были пакостные, тело сотрясла непроизвольная судорога. Что-токрупное с неописуемым звуком прожужжало совсем близко…
В ушах позванивало, не сразу удалось осознать наступившуюмертвую тишину. Разлеживаться было некогда, и полковник вскочил, кинулся туда,а со всех сторон уже спешили и другие.
Двое лежали на прежних местах, в прежних позах, а чтокасается третьего… Он выглядел именно так, как должен выглядеть человеческийэкземпляр, рванувший на себе пояс шахида — то, что от него осталось,смотрелось, мягко говоря, отвратно. Резко воняло специфическим перегаром и ещечем-то, что как-то не тянуло опознавать и классифицировать. Как писал классик,сковырнулся, сволочь…
Тихонечко взвыв от подступивших эмоций — сквозь зубы,почти неслышно для окружающих, — полковник Рахманин не в первый разподумал матерно о фанатиках. Иногда, а особенно сейчас, когда позарезтребовался живой «язык», откровенный бандюган без всяких идеаловпредпочтительнее идейного. Тот, кто сделал войну с федералами своим маленькимбизнесом, промышляет заложниками, вообще гребет все, до чего может дотянуться,сплошь и рядом к собственной жизни относится крайне трепетно, прекрасносознавая, что она у него одна и супостат к ней чертовски привык, а насчетхваленого рая еще в точности неизвестно, как там все обстоит. Поэтому воюет он,хотя и храбро, но все же не выкладываясь на сто процентов, всегда оставляя себенекую лазеечку. Бандюга бережет себя чисто подсознательно, и это частенькопомогает его победить. А вот идеалист, фанатик, упертый, пропитанный идеями,как губка водой, себя не бережет ни капельки и соскочить готов, можно сказать,с радостным визгом, торопясь к райским гуриям, прекрасным фонтанам и прочимпотусторонним радостям, положенным по списку мученику за веру, истинному воинуджихада. Как этот вот Щенок. Несомненно, идейный. Окажись на его месте кто-тогораздо более приземленный, его непременно удалось бы взять…
