даже с согнутыми спинами принося им дань…
— А что если нам самим его не прирезать на переговорах, раз он такой содомит⁈ — предложил вдруг один из сотников Хродегера, Гуннвальд Красноглазый.
Он был довольно редким представителем альбиносов, коих Эйрих встречал только в прошлой жизни. Кожа у него бледная, с проступающими синими жилами, глаза с красноватым оттенком, вечно носит широкополую греческую шляпу белого цвета и плотный белый плащ. Среди воинов ходит молва, что он проклят старыми богами, потому что других таких никто и нигде не встречал, но звания сотника Гуннвальд всё же добился, благодаря свирепости и напору в бою. Храбрый воин, но Эйрих не видел в нём потенциала тысячника.
— Мы не можем заранее знать, что римлянин поступит именно так, — усмехнулся Эйрих и подумал. — «К тому же, на этот случай у меня есть Альвомир, который убьёт любое количество охранения римского легата».
— Но как ты сам видишь его действия? — поинтересовался Саварик.
— Переговоры точно будут, — прикрыл глаза Эйрих. — Я, окажись на месте врага, попробовал бы навязать честное сражение, чтобы мы вышли из своего лагеря. Или же вообще попробовал договориться. Если это точно войска узурпатора, то нам особо нечего делить, в ближайшей перспективе. Мы почти никого не потеряли, они тоже потеряли мало воинов, поэтому ещё можно договориться. Если же это войска императора, то битва неизбежна. Вот и выясним, когда они захотят поговорить.
У Эйриха нет информации о том, присягнул ли II-й Британский на верность узурпатору. Скорее да, чем нет, ведь не стал бы Гонорий снимать верный легион с обороны Рейна, чтобы покарать узурпатора из солдатни, когда у него есть минимум два британских легиона буквально рядом с местом действия… Впрочем, всегда возможно недоверие к легатам, нередко предающим по совершенно надуманным поводам. Вероятность того, что II-й Британский не переметнулся к узурпатору, присутствует, и её нельзя просто так скидывать с абака.
— А какой план битвы, если она всё же будет? — поинтересовался Саварик.
— Мы уже знаем, что у него есть минимум две тысячи легионеров, две алы кавалерии, сагиттариев у него точно не больше шести сотен, а также неопределённое количество ополчения, — озвучил Эйрих установленное число врагов. — Это значит, что он, если битва случится в чистом поле перед лагерем, будет склонен избрать классическую стратагему центрального удара по центру нашего строя, с одновременным кавалерийским ударом по флангам. Но перед этим, разумеется, он обязательно затеет перестрелку между лучниками.
— Так, — кивнул Атавульф. — А мы?
— А мы будем хитрить, — ответил Эйрих. — Достанем все доступные ткани и закроем ими рогатины, которые снимем с восточной части лагеря, после чего скрытно доставим их за боевые порядки на флангах, причём так, чтобы враги этого не видели. Возможно, погрузим на телеги и привезём как будто взяли запас стрел и дротиков.
— Хитровато больно… — неодобрительно произнёс присутствующий на совете Хродегер.
— Они сильнее, — вздохнул Эйрих. — Иначе не победить. На войне нет места чистоплюйству. Либо хитро побеждаешь, либо честно проигрываешь.
— Он, вообще-то, военный трибун похода, за ним всё равно последнее слово, — напомнил Хродегеру Совила. — Мне вот нравится эта придумка: защитим фланги от кавалерии, пусть хоть пляшут там весь бой.
— В центр ставим три тысячи освобождённых, — продолжил Эйрих. — Пусть комитатский легион вязнет в них. Тем временем тысяча Хродегера, разделённая по пять сотен, управляемая наиболее способными его сотниками, выходит в наши глубокие фланги, чтобы перехватить вражеских всадников, а затем мы запустим дымы…
— Опять эти дымы… — недовольно пробормотал Брана. — Чуть душу не выхаркал в прошлом бою…
— Малое зло, — произнёс Эйрих. — Далее тысячи Атавульфа и Браны проходят под дымами и заходят в тыл связанным боем комитатским легионерам. Вашей задачей будет быстро рассечь и разбить их, полностью лишив воли к сопротивлению. На это у вас будет мало времени, потому что враг может решиться пустить в ход резервы, в которых, исходя из располагаемых сил… сложно сказать, что он оставит в резервах, но будем рассчитывать на худшее — центурия легиона, некоторое количество ополчения, сотня всадников и некоторое количество сагиттариев. После того, как станет ясно, что комитатский легион разбит, разворачивайтесь и готовьтесь встречать резерв. Что-то повторить или более развёрнуто объяснить?
Против комитатского легиона, в нынешних условиях, лучше флангового охвата Эйрих ничего не придумал. Будь у него много тяжёлой кавалерии, опций было бы больше, но сейчас у него просто нечем пересилить натиск легиона, поэтому надо бить туда, где он наиболее уязвим.
— Задача ясна, — синхронно ответили тысячники.
— Дальше… — Эйрих вытащил из-под походного стола мешок с глиняными горшочками. — Агмунд, Саварик, у меня есть для вас и ваших сотен особое задание…
/ 21 апреля 409 года нашей эры, Западная Римская империя, регион Транспадана, лес Фута, поле между лесом и лагерем остготов/
Эйрих вышел к римлянам пешим. Враги спешились, поэтому было бы очень высокомерно ехать к ним на коне — это не способствует успешности переговоров.
Альвомир держался справа, он был предельно серьёзен, всецело осознавая важность этой встречи. За Эйрихом шли воины из избранной сотни, самые лучшие и лучше всех, кроме Альвомира, экипированные.
Римляне прибыли с сотней палатинских ауксилариев, а также с парой человек в гражданских тогах.
— Кто ты такой, остгот? — грозно спросил человек в дорогостоящих доспехах на плохом готском языке.
— Претор Эйрих Ларг, военный трибун остготского войска, — представился Эйрих на латыни. — А ты кто такой, римлянин?
— Я не римлянин, я франк, — ответил легат на неплохой латыни. — Я — легат II-го Британского комитатского легиона, Эдобих. Что ты забыл в Италии, сопляк?
— Кому ты служишь, легат? — спросил Эйрих, проигнорировав вопрос и оскорбление.
— Я служу законному императору Римской империи, — прорычал Эдобих.
— Как зовут твоего законного императора? — поинтересовался Эйрих.
— Императором Константином III, — ответил франк. — А кому служишь ты?
Это значит, что Эйриху посчастливилось столкнуться с силами узурпатора. Ещё это значит, что узурпатор рискнул пересечь Альпы и пойти на Равенну, что объясняет встречу именно здесь, перед лесом со странным названием.
— Остготскому народу, — честно ответил Эйрих. — Мы не прямо уж друзья, но и не враги. Флавий Гонорий такой же враг мне, как и тебе. Нам нечего делить.
— А вот и нет, сопляк, ха-ха-ха! — рассмеялся легат. — Ты у меня в руках, я в любой момент могу хлопнуть кулаком по ладони и размозжить тебя с твоим жалким войском.
— Почему ты так враждебен? — спросил Эйрих слегка недоуменно. — Я разорил и убил кого-то из твоих близких?
— На твоих воинах слишком много новой римской брони, чтобы я поддался на твой обман, — оскалился Эдобих. — На что ты надеялся, федератишка?
— Есть люди умные, а есть те, кто мнит себя умным, — вздохнул Эйрих. — Из какой ты категории, Эдобих?
Франк на римской службе недовольно поморщился, но ничего не ответил. Возможно, от него ускользнул смысл этой фразы.
— Что ж, тогда встретимся на поле боя, — добродушно улыбнулся Эйрих.
— Если ты не жалкий трус, то я ожидаю увидеть тебя на поле боя, а не прячущимся в своём лагере, — с усмешкой ответил на это легат и пошёл прочь.
Эйрих тоже не стал задерживаться, потому что очень велик был соблазн приказать Альвомиру метнуть секиру в спину этого наглеца. Но это почти ничего не даст, потому что его войско не готово к немедленной атаке. Планируй он убийство вражеского полководца, подготовил бы войска к немедленному выдвижению.
Да, в чём-то выгоднее было бы отражать наступление римлян из лагеря, но Эйрих не привык воевать от обороны. Шансы на победу в открытом поле есть, и он их реализует. Если потери будут слишком высоки, то это будет Пиррова победа и он с чистой совестью вернётся в Паннонию, для пополнения сил и запасов. С уже полученными трофеями он точно не будет выглядеть в глазах Сената проигравшим, ведь одной только данью с Патавия компенсировал все расходы на этот поход и даже более того. И это практически гарантирует, что Сенат захочет ещё. А то, что отсрочил поддержку Алариха… это воинская Фортуна — никогда не знаешь наперёд, как сложится.
Последним аргументом, играющим определённую роль в решении Эйриха, был престиж. Победа над врагом в открытом поле будет всяко лучше победы из укреплённого лагеря из положения обороняющегося. Злые языки
