Пиздюлей тогда от красивого кулака Марка выгреб и Булка, и тот пидор.
Короче говоря, вот уже год Анжелика сталкерит за Марком. А сделать себе поддельные документы, приписав пяток лет, и диплом препода информатики, а потом устроиться в универ, пройдя бешеный конкурс — её новый способ быть к нему ближе.
Она замазала татухи, сняла пирсинг, покрасила волосы в спокойный цвет и натянула приличные шмотки. Но проблема в том, что Марку она не нравится. Не его типаж, да и вообще… Из Анж получается классный кореш, но не тёлка, которую хочется.
Ну, по крайней мере, я сужу по себе и по словам Марка.
— Я серьёзно, детка, прекращай. Марка ты так не получишь, а вот на уголовку нарвёшься.
Обхватываю локтем её шею и притягиваю к себе, чмокаю в волосы, а потом отпускаю и встаю. Пора ехать на пары. И напомнить Адамовне, что некрасиво уходить не попрощавшись.
Кстати, она правда надеялась, что я её не узнаю? Наивная девочка, не иначе. Я по губам её сразу узнал, по форме особенной, а когда увидел Лику, только лишь убедился.
Вкусная она, охуительная. Теперь мне мало фотки её сисек в лифчике. Всю хочу. И я не про фотки.
Приезжаю в универ к одиннадцати, опоздав на пару культурологии из-за ебучей пробки. Ну и на хер она нужна эта культурология. Скукотища.
То ли дело английская фонетика. Там намного интереснее — поглазеть на зад Адамовны, на её сексуальный рот, представляя, какой он сладкий и влажный. Как я кусаю за эти мягкие губы, и как они нежно обхватывают мой член.
Всю пару она спотыкается, пока я непрерывно сверлю её взглядом, вспоминая, как она кончила под моими пальцами и сожалея о том, что это случилось через одежду. Представляю, в каких позах я хочу её поиметь, и как сладко она будет стонать подо мною.
Ко второй половине пары, Адамовна уже вся раскраснелась и просто дала группе письменное задание, а сама спрятала нос в ноутбуке.
Передышку взяла. Только не поможет это тебе, малышка.
Едва звенит звонок, я встаю вместе со всеми и спускаюсь вниз. Иду к двери, заметив, как она с облегчением выдыхает, бросив взгляд мне вслед.
Наивная.
Выхожу за двери вместе одногруппниками. Пусть расслабится немного, тем интереснее будет поймать её.
— Сём, ты идёшь? — вскидывает глаза Иришка.
— Да, солнце, но надо кое-что уточнить, ты иди, — подмигиваю ей.
Иринка хорошенькая, но на неё уже Феликс радар настроил, а перебивать нехорошо. Да и другой у меня интерес сейчас, тем более уж после пятничного вечера.
Ирина, зацепив подружку, уходит, как и весь остальной народ. Я пару секунд прислушиваюсь, и когда слышу ритмичный приближающийся стук каблуков Василины, резко вхожу, не давая выпорхнуть.
— Попалась, птичка в клетку, — подхватываю её за талию. когда она от неожиданности врезается в мою грудь, и прижимаю к себе крепче.
Адамовна вздрагивает всем телом и резко выдыхает, а потом со всей своей мышиной силой отталкивает меня.
— Ты совсем офонарел! — вырывается и отходит на пару шагов, с паникой в глазах наблюдая, как я поворачиваю ключ в двери изнутри.
— Да ладно тебе, малышка, милая, нежная, молчаливая Ариэль мне нравилась больше. Но мы с ней не закончили. Иди уже ко мне.
Хватаю её за руку и притягиваю к себе снова, развернув спиной. Прижимаю, чтобы почувствовала, что я вполне серьёзно говорю.
И ведь знаю, как она может отзываться, знаю. Пусть даже не пытается врать, что в клубе она меня не узнала.
Надо только сломать её “преподавательский” понт.
Она же вздрагивает, дёргается и вдруг замирает, задерживая дыхание. Вся напрягается, вытягивается струной.
— Дыши, Адамовна, а то сознание потеряешь.
— Убери руки. Немедленно, — пытается говорить твёрдо, но голос вибрирует.
— Или что? Закричишь? Или пойдёшь и пожалуешься, рассказав наш маленький секрет с маскарад-вечеринки?
— Понятия не имею, о чём ты.
— Маленькая лгунишка, — тяну носом её запах и едва ли не дурею. Как же она пахнет охрененно. Как вообще можно её не хотеть? — Всё ты понимаешь.
— Отпусти меня, Семён! — делает ещё одну попытку вырваться, и я ей позволяю. Играть с ней интересно.
Отбегает от меня и резко разворачивается. Смотрит волком, причёска растрепалась, верхняя пуговица на блузке расстегнулась.
Блядь, сейчас сгорю. Надо валить, иначе разложу её прямо тут. Идея хорошая, но Адамовна куража может не оценить — слишком уж она взъерошенный воробушек сейчас.
— Ты просто наглый избалованный мальчишка, решивший, что ему всё можно! — сердито выплёвывает мне в лицо, и я начинаю злиться.
— Слушай, взрослая…
— Вали отсюда, Бамблби! И не смей даже приближаться ко мне!
У-у-у. Вот сучка. Разозлила окончательно.
— Знаешь что, — говорю тихо. Но она слышит прекрасно. Отступает, пока не натыкается бедрами на кафедру, а я подхожу совсем близко. — Не бери на себя много, Адамовна. Я хочу тебя. И буду. Тем более зная, что ты тоже меня хочешь. Сама ноги раздвинешь, как в клубе. Айривидерчи, детка. До скорого.
Мне правда пора валить, иначе я за себя не отвечаю.
Эта коза будет моей. Никуда не денется.
15
Студенты выходят из аудитории, а я без сил оседаю на стул. Сейчас всё прошло спокойно и ровно, но вот следующая пара уже вызывает у меня тремор рук. После перемены ко мне на занятие придёт четвёртый курс юристов. А среди них будет он.
После произошедшего между нами в аудитории три дня назад Радича как с цепи сорвало. На занятиях откровенно паясничает, абсолютно игнорируя меня, будто вообще в аудитории нет преподавателя. Может встать и пересесть, не сдаёт работы. Я уже даже не пытаюсь замечания ему делать. Лучше не цеплять, иначе потом не отмыться.
Вчера он прямо на паре подсел к Лене Бреевой и поцеловал её глубоко взасос. Кто-то заулюлюкал, кто-то даже в ладоши захлопал, посыпались советы и замечания, и только парочка адекватных лишь закатили глаза.
— Вы ошиблись местом, Радич, — отчитала его я, потому что промолчать было бы равно лишиться любого уважения студентов. И… мне надо было как-то перебить эту волну внутри, что поднялась, когда я увидела, как его язык скользнул в рот девушки.
— Я вас смутил? — с совершенно невозмутимым видом поднял он брови, наверное, впервые назвав меня на вы.
— Нет, меня смутить непросто. Но вы на занятии, и обязаны соблюдать рамки приличия.
— А с чего вы взяли, что у меня они есть и кто их вообще определяет? — нагло развалился на скамейке и, прищурившись, посмотрел прямо в глаза.
Внутри что-то дрогнуло.
