Добавлю от себя, что при снегопаде никуда бы мы не ломанулись.
Ведь мы шли по следам, а какие, к бесовой матери, следы по таким погодам? С другой стороны, по снегопаду никуда не пошёл бы и Дед. Ибо зимней ночью в Пустоши и так не больно разгуляешься, а под метелью разгуляться выйдет разве что до ближайшей аномалии. Если раньше не замёрзнешь, конечно. И уж точно – заблудишься.
Отряд шёл грамотно.
Люди все бывалые, в Пустоши ходившие.
Впереди – следопыт, который пас дедову тропу. Вместе с ним боец со стволом наизготовку, чтобы прикрыть в случае чего. Остальные – гуськом сзади, разбившись на тройки.
Гуляли тихо, насколько я мог судить. Каждый запасся снегоступами вроде очень коротких и очень широких лыж.
За следопыта выступал Резаный, происходивший из семьи охотников, а потому знавший, как читать лес.
Дед шагал хорошо. Я в следах не шибко специалист, но наша добыча отмахивала широко, не спотыкалась и не проваливалась в снег. И следы путала согласно технике безопасности, то есть аккуратно и ровно столько, сколько положено.
Но не более того, без изысков.
А так подумать: много ты запутаешь по такому снегу?
Кроме того, Дед не уходил от погони, а просто петлял, остерегаясь настырного мутанта, который мог идти за ним, а мог не идти. Словом, сплошной «на всякий случай», что вызывает несомненное уважение к предусмотрительности.
– Эй, Вакса! То есть Толя! – позвал меня Резаный, подняв руку.
Я живенько его догнал.
– Ты же местный? Иди сразу за мной, будешь высматривать аномалии. Что-то мне не улыбается угодить в самую каку, пока я тут следы высматриваю.
– Братан, не гони, – прошептал над его плечом Фельдшер, наставивший ствол карабина в небо. – Какая аномалия, мы ж по следам идём. Пока есть следы, нет аномалии.
– Какая, какая… блуждающая. Хорош трепать, пошагали, – ответил Резаный, и колонна двинулась. – А ты, Толик, всё равно – бди! На всякий случай.
Пришлось бдеть.
Переставлял я ноги, смотрел во все глаза, то и дело тормозя отряд и кидаясь оперед строя снежками. Ну, понятно, чтобы, если что, комок снега угодил в предполагаемую аномалию вместо нас.
Но до поры Фельдшерова правда срабатывала. Дед ловко обходил все поганые места, если таковые вообще имелись на его пути. Оно, конечно, спасибо. Да только пёр Старый без тропинок, прямиком через лес, через самую целину! По одному ему ведомым направлениям. Что, согласимся, весьма продуманно в смысле безопасности, но весьма неудобно в смысле ходьбы. Особенно долгого марша.
Лес в Подмосковье нехороший – смешанный, с густым подлеском.
Учитывая поредевшее местное население, никто за ним не приглядывал, так что был лес, а стала форменная чащоба. С буреломами и таким непролазным хмызником (кустами то есть), которые волей-неволей приходилось обходить стороной.
Хорошо ещё, декабрь на исходе.
А не то мы бы дополнительно наплакались с многочисленными ручейками и речушками, что требовали брода, – мостов в наших краях не сыщешь. Теперь же мосты заменил крепкий толстый лёд, способный выдержать танк.
Шли мы уже часа четыре, отмахав, по моим прикидкам, с десяток вёрст. Тут была одна тонкость: Деда требовалось выследить, а не догнать. И не отстать при этом в полную безнадёжность. Посему Резаный усердно пучил глаза, прикидывая свежесть следа. То-то радости будет напороться на Старого, когда он решит отдохнуть!
Кстати, о реках и мостах.
Мне пришла в голову очень своевременная мысль, недаром я – местный туземец!
За четыре часа я примерно сообразил, куда ломит Дед.
Общее направление выходило на северо-восток, в сторону Кубинки, в обход развалин Наро-Фоминска. Ну ещё бы! Переться ночью через пустой город не решился даже Дед, невзирая на его явную отмороженность.
Итак, Наро-Фоминск мы ловко минуем.
Откуда происходит его двойное название? Правильно, от реки Нара, которую нам вот-вот предстояло пересечь. Километра три до неё оставалось, если Старому, конечно, не втемяшится сменить направление. Хотя с чего бы…
Я остановил колонну и поделился ценной мыслью с Рыбаком.
– Толя, голова! – похвалил тот. – Ну-ка, парни, обступите меня по сторонам. Надо лектарь запалить… Не видно, чёрт… так, где это мы?
Лектарь – это электрический фонарик, если вы не догадались.
Фразу «где это мы» Рыбак обратил к карте-километровке, что пряталась в командирском планшете у него на боку. Карта была хорошая, но довоенная. То есть не отражала действительность во всём её сиюминутном разнообразии, здорово поменявшемся за сорок лет.
Мы присели под ветвями могучего раскидистого дуба, который не замедлил отряхнуть подушки снега с ветвей прямо на головы. К мертвенному свету луны добавился ровный электрический огонёк, давший жёлтым конусом на поверхность карты.
– Ну чего? – услышал я хриплый голос. Кажется, это был Илья Торпедоносец. – Бригадир, надо бы перекурить.
– Перекур, братва! В смысле, привал, – Рыбак отмахнул рукой в трёхпалой стрелковой рукавице. – Не вздумайте реально задымить – порешу. Давай, Толя, поводим пальчиком…
Переходить реку по льду – это хорошо и удобно, то есть от моста мы никак не зависим. Зато на реке мы будем как на ладони. Это ж не лес – не спрячешься! Если Дед не дурак, он присядет на том берегу и с часик попасёт за ровной, гладенькой поверхностью – не дышит ли ему кто в затылок? Если предположить наличие бинокля, который у столь ладно оснащённого человека наверняка в наличии, выходить след в след было бы верхом глупости.
Заметит.
Даже не оторвавшись от заслуженного отдыха.
Рыбак идею ухватил с полуслова и поинтересовался моими на этот счёт соображениями.
– Думаю, надо со следа уходить. Вот здесь река делает поворот – пройдём за ним.
– А дальше?
– Дальше… – я почесал голову под треухом. – Дальше от самой реки тянется бурелом – это с запада. Прямо по ходу заброшенное село Новь. Место паршивое – сплошные аномалии. Я бы туда не пошёл. И Дед ночью не сунется. Идти он может только на восток, вот сюда. А потом или по старому Кубинскому шоссе, или по железке. Пока он держал на северо-восток, наверное, и дальше так пойдёт.
– На след выходить лучше здесь, за Новью?
– За Новью, но надо поспешать. Дед ломит напрямки, а нам крюк в пять вёрст сверху. Это ещё часа два.
– Базаришь! Надо так надо. Сейчас, значит, привал, а то коней двинем. Потом нагоним Старого. Эй, привал! Надо кишкануть чем бог послал. И не вздумайте курить!
Насчёт курева Рыбак предупреждал верно.
Уверен, что мужики и сами соображали, что дымить не след. Но усталость умеет творить с людьми самые хитрые фокусы, и вполне трезвомысленная личность на глазах оборачивается полным лопухом или того хуже – самоубийцей.
