Наши взгляды встретились, и она на этот раз выдержала мой, проводив своим до дверей.
* * *
Мда, с кэробом выходила какая-то сомнительная авантюра. Хотя пахло неплохо. Интересно, зачем Сезар держал этот порошок?.. Я занимала мысли всякой ерундой, а руки — действиями. Лишь бы не думать о главном.
Остаток ночи выдался нелегкий. Сезару было плохо. Он вздрагивал, стискивал зубы и задыхался, успокаиваясь ненадолго, а я просидела рядом до рассвета, глядя на него. От него все еще хотелось бежать. Но появилось что-то еще, что, как мне казалось, давало повод остаться. Было в нем что-то такое, по чему я изголодалась в своей обеспеченной жизни, полной бессмысленной показной борьбы. Я ведь всю жизнь считала себя противницей того общества, что меня взрастило. Но так ли это было на самом деле? Почему-то здесь, за пределами города и стен, без защиты, я чувствовала всю бессмысленность, которой наполнила жизнь. Может, угроза этой самой жизни заставила переосмыслить все? А может, все не так сложно, и просто задница снова просит приключений, а этот мужчина — самое большое из всех за мою жизнь. Вчера он дал понять, что стоит того, чтобы остаться. Слишком настоящий, дикий… и будоражащий.
Когда хлопнули двери, я вздрогнула, уронила ложку в кипяток, и горячие капли ляпнули на локоть. Я отскочила… и тут же попала в руки Сезара. Он подтащил к раковине и сунул руку под воду, вжимая меня в тумбу. Так мы и замерли, будто у обоих враз не стало сил.
— Ну и какого черта ты творишь? — хрипло прошептал на ухо так, что у меня аж дыхание застряло в груди.
— Шоколад варю, — так же тихо ответила.
— Я не об этом, — прорычал. Выключил воду, но свободы не дал. — Почему ты решила остаться? Только не ври про долги.
— Я уже все тебе сказала, — передернула плечами. — Сам ты не вывезешь…
— Дана, — раздраженно перебил, но не на ту напал.
Я дернулась, и он позволил развернуться лицом:
— Ты кричал всю ночь, мучился… — уставилась с вызовом в его глаза.
— Жалость? — криво усмехнулся он.
— Не только, — отбрила и нахмурилась: — Ты чего добиваешься? Не нужна, так позвони Рэму, пусть отвезет меня к мамочке!
— Совсем тебя не трогает?
— Она мне не мать, — спокойно доложила я. — Мою я не помню даже, а эта из кожи вон лезет, чтобы заменить ее…
— А отец? — внимательно рассматривал он мое лицо. — Или мстишь за то, что надавил с замужеством?
Я стиснула зубы, отводя взгляд, а он вдруг схватил за шею и притянул к себе, прижимаясь губами ко лбу. И это настолько оказалось неожиданным, что я оцепенела… прежде чем поняла, что он просто пробует температуру.
— Поднимается, — спокойно констатировал и выпустил, а у меня аж во рту пересохло. Я беспомощно проследила, как он направился к печке.
17
— Меня тошнит от твоего чая, — мстительно заявила ему в спину. — И голова болит.
— Это от зверобоя, — спокойно ответил. — Повышает давление…
— Он же от депрессии…
— Ну тебе же полегчало? — усмехнулся зло.
Гад. Но я выдохнула, вдохнула и направилась следом:
— А все оборотни так много знают о растениях?
— Нет, — он достал коробку с травами, которую я потрошила все утро. Чего там только не было, и все почти незнакомое.
— А ты откуда знаешь? — я подтянулась на руках и уселась на стол.
Сезар помолчал некоторое время, прежде чем ответить:
— Мать разбиралась.
— А у тебя с ней нормально все было?..
— Нормально.
Он подхватил мой недоделанный напиток из кэроба и сыпанул туда чего-то одного, потом другого, поставил на огонь…
— Ты можешь рассказать, что кладешь?
— Все то же самое.
— А если бы у меня была аллергия? У многих людей аллергия на растения.
— Ну, значит, не повезло бы, — усмехнулся, все так же не глядя на меня.
— Почему ты ведешь себя сегодня, как мудак?
— А почему ты ведешь себя сегодня, как… — он тяжело вздохнул, замирая.
— Ну и? — потребовала.
— Из всего привыкла извлекать выгоду.
— Неужели? — усмехнулась я презрительно. — Ты меня по базе данных решил выучить? А в глаза посмотреть не пробовал?
Он выключил огонь и, шагнув ко мне, бесцеремонно вжался меж бедер:
— Так лучше? — сгреб мою задницу лапами.
— Руки убери, — уперла свои руки в его грудь.
— Мне тоже нужна выгода, — и не думал слушаться, притягивая ближе. — Я тебя хочу.
— А я — нет.
— Правда? — усмехнулся. Но не в качестве попытки скрыть удивление — он точно знал противоположное.
— Прекрати надо мной смеяться, — пихнула его в грудь. — Если всем твоим бабам нравилось, как ты их хватаешь без спроса и пользуешь, то мне не нравится!
— Я рад, что ты не знаешь, как это — пользовать. — Одна лапа перекочевала мне на шею.
— Ты вчера объяснил! — выкручивалась я, пытаясь высвободиться из его рук.
— Ну так какого черта осталась? Я тебе не романтический богатый мальчик, серенады петь под окошком не буду!
— Да уж куда тебе! — дернулась я. — Видимо, я должна обалдеть от счастья, что такой мужик хоть так снизошел!
Он замер, пристально изучая мои губы, и неожиданно выпустил:
— И как, по-твоему, надо было?
Я выпрямилась, расправляя плечи, хотя они упрямо сводились от страха. Но отступать точно поздно. И не в моих правилах.
— А ты совсем по-другому не умеешь? Правда не понимаешь, что не так?
— Понимаю. Я объяснял тебе, что в первый раз это случилось по животным законам.
— А во второй по каким? Тоже по животным?
— Во второй ты меня выбесила. — Он хоть и выпустил, но не отошел, а теперь снова положил руки на бедра, не позволяя отползти от него подальше. — И бесишь снова.
— Хорошее оправдание. А что мне с тобой делать, когда ты меня бесишь?
— Ружье в твоих руках смотрелось впечатляюще, — склонился ниже.
— Я не наступаю на одни и те же ружья! — сжалась, отклоняясь назад. — Я с тобой разговариваю!
— Слишком много разговариваешь, — к его голосу добавилось рычание, и я снова почувствовала себя такой же идиоткой, как тем вечером, когда прыгнула в машину одна. — Решила остаться — привыкай принадлежать мне. Я не собираюсь тебе каждый день повторять одно и то же, поэтому запоминай: ты — моя. Собираешься не дать мне свихнуться — будешь со мной спать.
— Не буду!
