Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Жора вышел в коридор. Леночка стояла в противоположном конце вагона, у дежурного купе, и внимательно изучала расписание.
– Пойдем, – сказал ей Жора.
Леночка оглянулась на него. Глаза сонные.
– Отстань.
– Ты что, хорошая моя, собираешься всю ночь здесь куковать?
– Я хотела сказать проводнику, чтобы он убрал ту женщину из нашего купе. А проводника нет. То ли спит, то ли гуляет, то ли просто не хочет открывать. Странный какой-то тип, – Леночкины губы задрожали. – Что происходит, Жора?
– Да перестань. Он «под дымом» наверняка, этот твой проводник. Сейчас отсыпается. Его из пушки не разбудишь.
– А эта женщина?
– Обычная проститутка «на день рождения», ей заплатили, чтобы кого-то там поздравить – вот она и старается. Наверное, перепутала вагон или поезд, или еще что. Ей, кстати, выходить на Кореновской.
– Кореновская. – Леночка отыскала строчку в расписании. – Три часа шесть минут. Стоянка две минуты. Еще целый час. Даже с хвостиком.
– Идем, – Жора положил руку ей на талию и притянул к себе. Он почувствовал, как Леночка сразу напряглась. – Тебе надо поесть и отдохнуть.
– Не хочу. Через двадцать минут Новорудный, я там выйду.
– Конечно, – сказал Жора. – В два часа ночи. Какой-то сраный Новорудный.
– Не ругайся.
– Подумай о папочке с мамочкой. Через неделю им придется переться в эту дыру, чтобы опознать твой труп, собранный по кусочкам из разных мусорок.
Леночка отвернулась.
– Дура ты, Лозовская. И не лечишься.
– Сам ты. Болван.
Из первого купе высунулось заспанное мужское лицо.
– Але, молодежь, – сказало лицо. – Поговорите в тамбуре, лады?
Жора схватил Леночку за плечи и развернул к себе. Она попыталась вырваться, дернулась пару раз, пискнула: «пустиии!» – но Жора держал крепко. Ее лицо раскраснелось, губы опухли, влажные глаза блестели, словно ей закапали атропин.
– Все. Идем. Не дергайся. Сейчас поешь и ляжешь спать. Утром выйдешь на первой станции, к полудню будешь дома.
Леночка сделала еще одну героическую попытку освободиться.
– …а этой Инге скажем, чтобы надела трусы. Пошли.
3.
Балчи и Ахмет стояли в тамбуре пятого вагона, жевали кодеиновые «моргалики» и курили, как не в себя. Сорок минут – полпачки «Винстона» как не бывало. Спать им придется не скоро, за мутным окном ночь с грохотом катится в тартарары, горло саднит. Зато когда придет утро, все будет кончено, и сон на долгом переезде Ростов – Новочеркасск станет заслуженной наградой.
– Чудная какая-то парочка, Ахмет, – Балчи размазал окурок в жестяной банке из-под рыбных консервов. – Я вот думаю: нет ли здесь какого западла?
– Этот говнюк спрятал товар и не хочет показывать, – проворчал проводник, морщась от едкого дыма. – Вот и все западло.
– Думаешь, догадывается о чем-то?
– Не должен. Хотя. кто его знает. Я в 96-м на московской линии работал, когда снял двоих. Хозяину-то все равно, кто несет товар, он фамилию не спрашивает, к тому же у меня он возьмет на пять процентов дешевле, чем у курьера, ему ж выгода только. – Ахмет поежился, обнял себя за плечи. – И мне выгода. Тогда, в 96-м, Нияз, брат, как раз съезжал из Баку – деньги во как нужны были, хоть в петлю лезь. И вот я смотрю: лохи из Чилихинской пятнадцать кило «черни» вынесли, сидят в купе, после поллитры лыка не вяжут, баба и так и сяк перед ними, мясом крутит – хоть бы хны. Ну, что мне было делать?..
– Да, теперь курьеры осторожные стали, – сказал Балчи. – Похитрели.
– И не таких хитрожопых видели. И ломали. И…
– А если он никакой не курьер?
Проводник посмотрел на Балчи, как на последнего идиота.
– Да я этих ханырей третий год туда-сюда вожу, ты что думаешь? В Москве Лойд, в Мурманске – Сивый. Никогда, запомни, Балчи, никогда в наше купе не сядет чужой человек.
– Да уж прямо.
Ахмет закашлялся, сплюнул.
– Ты сейчас болтаешь, как баба, слушать противно. Тебе сказали: никогда. Никогда – это значит никогда! Такой закон природы. Да ты на рожу хотя бы посмотри. Рожа! Он неделю этой рожей колючки пахал, от разъездов прятался. Ты хоть раз видел человека, у которого земля под ногами горит? Ну и захлопнись. Все.
Некоторое время они стояли молча. Ахмет бросил в рот «моргалик», стал жевать. Вены на висках взбухли, дыхание участилось.
– Вот сука, – он покрутил головой. – Еще девчонку сопливую где-то прихватил, пыль в глаза пускает. Ничего, мол, не знаю, мы на экскурсию едем.
– Может, он ей свой товар и запихнул куда-нибудь? – Балчи улыбнулся.
Ахмет прикурил новую сигарету и тут же с отвращением отбросил.
– Скоро узнаем, – сказал он.
4.
Кафан лежал на багажной полке плацкартного вагона № 16 и считал ментов.
По степи крадется три тысячи сто сорок один мент; а вот три тысячи сто сорок второй мент побежал; три тысячи сто сорок третий, три тысячи сто сорок четвертый. И так далее. Кафан считал, чтобы не уснуть. Он знал, что пока менты крадутся по степи, его глаза будут открыты. Рефлекс. Или инстинкт?.. Какая разница.
А Шуба дрых с двух часов ночи, скотина. Скрутился калачиком, слюни под щеку пустил – лежит, дрыхнет, воняет. Шуба привык быть на подхвате, ему на все плевать. Простая философия: когда начальству надо будет, тогда его разбудят.
Кафан повернулся на спину, поднес часы к глазам. Двадцать минут четвертого. Еще рановато. Надо ждать.
Три тысячи сто сорок шестой мент. Три тысячи сто сорок седьмой – ого! жирный такой, затылок в три этажа, воротник форменной синей сорочки потемнел от пота. Крадется. Ползет. Хочет отобрать у Кафана товар, падаль, и сам нажраться героином, запустить свою рожу в порошок по самые свинячьи уши. Хрю, хрю. Ну, это еще как сказать. Кафан с Шубой тоже не первый год в степи, у них на этот случай есть пара простых, как грабли, приемов. Например: Шуба берет наизготовку бесшумный пневматический пистолет, они из него куропаток подстреливают, когда жрать сильно хочется. Берет Шуба эту дурилку, прицеливается и сандалит жирному по жопе. Так, чтобы самым краешком задело, чтобы с оттяжкой, чтобы жирный подскочил вверх на полметра. Есть. И вот тут уже Кафан достает своего «бригадира» и берет мента на мушку. Бах! Попал. Одиннадцатый калибр, старина, это когда кишки через спину вылазят, чувствуешь? И вот жирный лежит в верблюжьей колючке, отдыхает, воздух над ним дрожит от мух, в брюхе у него сороки хозяйничают, трещат, хвосты растопырили, щиплют по кусочку, красота. Остальные три тысячи сто сорок шесть ментов ни хрена понять не могут, вертят головами: что? откуда? где? А вы ползите, ничего. Ползите, ползите, служивые, у вас работа такая. Три тысячи сто сорок восемь, сто сорок девять.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
