— Да не глупи! — резко оборвал её Радомир. — Ничего особенного вчера не произошло. Рановато, конечно, тут я согласен, а так… Подумаешь, поцеловали пару раз в шейку да в животик… Чего ты кривишься?
— А если не только туда?.. Думаешь, Станил забудет, как его… кхм…
— Продолжай-продолжай, — мужчина уже с интересом разглядывал видунью. У альвийки был такой несчастный вид, словно она вступила в нечистоты. — Кто кого целовал и куда?
— Что, бедненький, жалеешь, что не тебя? — девушка, опомнившись, скрестила руки на груди.
— Твоими стараниями, — поморщился Володарович, поднимаясь со своего места. — Больно уж хотелось послушать, как ты будешь расписывать плотские утехи.
— Вот и я про то: ты и плотские утехи?! Это ж и представить страшно!.. Тьфу!
Радомир не стал ждать, когда у альвийки созреет язвительный ответ — а он созреет, быть того не может! — и пошёл в сторону мальчика.
Нимфириель следила за тарсами, пока они не скрылись среди деревьев.
О чём говорил колдун и купеческий сын, видунья потом всё равно узнала. Кое-что, из сказанного волхвом, ей не понравилось, но главное — Станилу стало легче. Да и Володарович выглядел спокойным и повеселевшим.
Глава 7
А на следующее утро рядом со своим спальным местом альвийка увидела мёртвую белку. Никаких следов магии, просто издохший накануне зверёк. Девушка зло прищурилась, поглядывая на сладко посапывающего колдуна: когда только успел найти и притащить? У Нимфириель ох как чесались руки сунуть трупик прямо под нос неугомонному тарсу. Еле сдержалась, убеждая себя, что потом отомстит за всё! Девушка скрипнула зубами и заклинанием убрала зверька подальше, вернее поглубже в землю. Но утро было испорчено, а дальше стало только хуже.
Впервые с начала пути Яронега, выпестованная в княжеских палатах, пожаловалась на боль в спине и ногах. Няньки утешали воспитанницу и сами горестно вздыхали. Видунья слушала это нытьё спокойно, но к вечеру даже её пробрало. Что уж говорить об остальных?.. Волин нахмурился, когда княжна попросила ещё один привал.
— Государыня, мы уже два раза останавливались!
Яронега понимающе кивнула и, обречённо вздохнув, спряталась в повозке. Дядька, сжав зубы, вернулся к купцам и Володаровичу. Переговорив между собой, они приняли решение свернуть с дороги и переночевать в ближайшей деревне, хотя по времени могли ещё ехать дальше.
Через некоторое время обозники увидели деревеньку, огороженную частоколом. Люди заметно оживились, повеселели, поняв, что эту ночь проведут не на твёрдой холодной земле, а на полатях или на мягком душистом сене. Только альвийка нервничала, что-то её беспокоило. Пока купцы и Волин стучали в закрытые ворота, она подъехала к высокому тыну, сложенному из плохо отёсанных брёвен, принюхалась и поморщилась. К девушке подъехал Камен:
— Что не так, Ним?
— Пока не знаю, — видунья спрыгнула на землю и подошла к частоколу.
Скрипнули ворота, пропуская одну повозку за другой, подгоняли лошадей возницы, что-то говорил Корнила.
Камен свистнул Волину. Тот сразу же подъехал, а с ним — и колдун. Радомир насмешливо глянул на девушку, обнюхивающую ограду.
— Что учуял наш альвийский пёсик?
Нимфириель зло зыркнула на него:
— Помнишь, куда ты отправил мой язык пару дней назад?.. Твоему пора туда же.
— В твой зад? — мужчина в притворном недоумении выгнул бровь. — Прости, милая, мы не настолько близки.
Притомившийся за день Волин нахмурился:
— А ну цыц… оба!
Девушка посмотрела на дядьку:
— Здесь бродит нежить.
— Я даже знаю, как её зовут, — буркнул колдун, не в силах сдержаться.
Но как обычно, когда дело принимало серьёзный оборот, альвийка не стала огрызаться в ответ и пошла к воротам.
За тыном было два десятка домов. Большая деревня! Нимфириель успела заметить даже кузницу. Центральная часть была подозрительно круглая и ровная: не иначе местные селяне, а может и не только они, собирались здесь на общие сходы и для совершения обрядов. Значит, должен быть и волхв первого или второго порядка. Не выше, иначе давно бы расправился с нежитью, бродившей за оградой, — справедливо рассудила альвийка. Ледяные щупальца страха снова протянулись к сознанию. Видунья ускорила шаг. Кое-где возле домов маячили тени селян, вышедших взглянуть на приезжих. И всюду этот цепенящий страх!.. Нимфириель подошла к Корниле и высокому мужчине со встрёпанными тёмными волосами, как оказалось, старосте деревни. Купец сказал:
— Это Бразд. Он пустит женщин и детей в свой дом. Мы с охранниками переночуем по соседству.
Девушка слушала в пол-уха, обшаривая деревню пристальным взглядом. Потом махнула рукой в сторону тёмного силуэта, где не было ни огонька, ни тени.
— Чей это дом?
Бразд затравленно глянул на видунью и потупился, неосознанно отступая назад. Нимфириель ещё раз посмотрела в ту сторону и опять почувствовала выгрызающий нутро холод.
— От кого вы прячетесь за этой оградой? Ещё не так поздно, а ворота заперты. Ни одного человека на улице.
Корнила и сам, наконец, заметил странность деревни и её жителей. Тоже непонимающе уставился на подобравшегося старосту. Бразд кашлянул:
— Да разбойники повадились…
— Ты врёшь, — перебила его альвийка.
Склонив голову на бок, она пыталась разобраться в путающихся мыслях селянина. За её спиной кто-то свистнул. Корнила склонился к девушке:
— Вас зовут, госпожа.
— Слышу, — отмахнулась Нимфириель, не сводя глаз с Бразда.
Волин свистнул ещё раз. Видунья пару минут постояла, потом тяжело вздохнула и повернулась к Корниле:
— Вели своим не выходить ночью на улицу. Здесь может быть опасно.
Купец озадачился, но согласно кивнул.
Альвийка подошла к мужчинам, которые всё ещё стояли у ограды. Колдун хмуро оглядывал околицу и, как заметила Нимфириель, больше не скалился.
— Видела мысли старосты? — спросил он.
— Да.
— Ну?
— Меньше месяца назад утонул деревенский знахарь. Потом из леса не вернулся ещё один местный мужик, а пару дней назад нашли мёртвыми молодую пару, вчера была крада.
— Как их убили?
— Непонятно.
Радомир кивнул каким-то своим догадкам и хмуро глянул на спутников:
— Здесь ходит упырь. Скорее всего, тот утонувший знахарь. Умерших людей с даром надо правильно хоронить, иначе появятся вот такие «ходоки»… — пояснил он и посмотрел на видунью: — Вот откуда тот запах, альвийка. Ты учуяла упыря — ожившего мертвеца.