Глаза доктора сузились.
— Зачем ты это делаешь, Эван? Ты делаешь ей больно?
— Нет. Я ее защищаю.
Андреа не удержалась и гордо улыбнулась.
— Хорошо. Теперь перемотаем немного вперед. Что ты видишь?
Лицо Эвана дрогнуло.
— Я… вижу машину… — он словно силой выталкивал слова наружу. Его веки дрогнули, открывая белки глаз.
— Расскажи мне о машине. Какого она цвета? Кто в ней?
Протяжный стон, похожий на крик раненого животного, слетел с губ Эвана. Он затрясся.
Редфилд наклонился ближе.
— Продолжай, Эван. Здесь никто не причинит тебе вреда. То, что ты видишь, уже случилось. Помни — это всего лишь фильм. Ты в полной безопасности.
— Не могу… — простонал он. — Машина исчезает, и я лежу на земле. В лесу.
Голос доктора стал еще более настойчивым.
— Машина не исчезла, Эван. Фильм у тебя в голове оборвался, вот и все. Но сейчас я склеил пленку и хочу, чтобы ты рассказал Мне про машину. Попытайся восстановить ее в своем сознании. Найди образ машины и заморозь его.
— Она едет… — он издал хрип. — Не могу…
Дрожь Эвана перешла в конвульсии, его спина выгнулась от напряжения.
Редфилд положил руку на его ладонь.
— Не бойся, Эван! Сопротивляйся! Она едет, торопись!
В сознании Эвана мысли кипели в темном омуте впечатлений, звуков, образов и запахов, сливаясь и смешиваясь в хаотичном беспорядке. Машина! Он изо всех сил пытался удержать ее мимолетный образ, такой прозрачный и эфемерный, являвшийся скорее смутной идеей о транспортном средстве вообще, а не о конкретной машине. Он ее видел, но за ней зияла чернота на том самом месте, где должны быть воспоминания.
Эван отчаянно пытался за него зацепиться, но образы разбегались в стороны, как шарики ртути, исчезая в пропасти его сознания. Пустота угрожала полностью поглотить его.
Доктор тихо вскрикнул от удивления, услышав низкий мученический стон, вышедший из груди подростка. Тонкая струйка крови потекла у Эвана из носа. Редфилд резко выпрямился в кресле и заговорил с Эваном встревоженным голосом:
— Слушай меня внимательно, Эван! На счет десять ты проснешься отдохнувшим и будешь помнить все, о чем мы с тобой говорили.
Андреа вскочила с места, услышав стоны сына.
— Что с ним происходит? Прекратите это! — Редфилд резким жестом остановил ее.
— Один. Ты чувствуешь, как просыпаешься. Два. Твои веки становятся легче. Три. Четыре.
Руки Андреа дрожали. Вытащив из сумочки салфетку, она вытерла с лица сына кровь, капавшую на подбородок. Приподняв одно веко, Андреа не увидела его зрачка — только белок закатившегося глаза.
— Пять. Шесть, — продолжал доктор, явно нервничая. — Освеженный и отдохнувший! Семь. Восемь. Проснись, Эван, черт бы те6я побрал!
Подросток внезапно обмяк. Его кожа была липкой на ощупь.
— Эван, проснись! Проснись, пожалуйста! — повторяла Андреа, словно молилась.
— Девять. Десять. Ты проснулся! — прокричал Редфилд. — Открой глаза, черт возьми!
Но Эван не отвечал. Доктор внезапно вспомнил Джейсона Треборна, лежавшего в морге клиники, на чьем лице было такое же выражение. Редфилд бросился к столу, рванул на себя верхний ящик и стал в нем рыться, разбрасывая ручки и бумагу. Его рука наткнулась на пузырек с таблетками, и он, сорвав с него крышку, вытащил маленькую синюю капсулу. Оттолкнув Андреа в сторону, Редфилд разломил капсулу, потом, зажав окровавленные ноздри Эвана. дал ему вдохнуть едкой, вонючей нюхательной соли.
Вдохнув аммиачные пары, Эван поперхнулся и, дернувшись, едва не сбил взрослых с ног.
Он покачнулся на кушетке и рухнул на пол, зажимая одной рукой нос.
— Ч-что случилось? — выдавил он. — Это сработало?
Эван посмотрел на мать и доктора. Их лица были бледны, а в глазах читался испуг.
Редфилд вызвал одну из дежурных сестер, чтобы та отвела Эвана умыться. Андреа хотелось закричать, расплакаться, хотя и Редфилд был изрядно потрясен. Он кашлянул. Запах нашатыря все еще не выветрился.
— Вы… вы сделали только хуже! — зло выкрикнула Андреа. — Что, черт возьми, с ним произошло?
— Я никогда не видел такой реакции, — признал он. — Я лечил пожарных, на глазах которых сгорели заживо друзья, и разорванных шрапнелью ветеранов Вьетнама, но ни у кого из них не было такой реакции. Это экстраординарный случай.
— Он не один из ваших ненормальных, он мой сын! Что мне делать? Я не хочу, чтобы его положили в какую-нибудь психушку, вроде вашей.
— Нет, конечно же нет, — поспешно сказал Редфилд, на миг поддавшись искушению и подумав об Эване как об одном из своих пациентов. — Вы должны понять, что человеческая память — очень хитрая штука. Мы до сих пор точно не знаем механизма ее работы. Я сказал Эвану, что его воспоминания похожи на фильм, но они, скорее, являются голограммой.
Она посмотрела на него непонимающе.
— Ну, как трехмерные картинки. В памяти так много компонентов, и часто мельчайшая деталь может вызвать то или иное воспоминание полностью. Это не просто изображение и звук, но и вкус, прикосновение и даже запах. Вроде парфюма, который напоминает о парне или подружке из прошлого…
— Вы что, хотите сказать, что не сможете ему помочь?
— Я говорю, что мы оба должны попытаться ему помочь. Слушайте, просто поезжайте с Эваном домой и постарайтесь вернуться к обычной для вас жизни. Пусть он ходит в школу, гуляет с друзьями — делает все, чем занимаются тринадцатилетние. Если нам повезет, что-нибудь заставит его вспомнить то, что он в себе подавляет.
Он что-то написал в карте Эвана.
— Ну а пока я назначу вам следующую встречу через пару недель. Хотелось бы посмотреть, как идут у него дела.
Андреа помолчала.
— Эван не станет таким, как Джейсон, — твердо сказала она.
— Я тоже надеюсь на это, — ответил доктор, провожая ее до двери, хотя и не было у него уверенности в том, что Эван не идет по дороге своего отца.
Редфилд все еще раздумывал над произошедшими событиями, когда закончилась смена персонала клиники. Услышав стук в дверь, он поднял голову и увидел доктора Пуласки.
— Харлон? Леонард и я, мы собираемся пойти попить пивка. Сегодня ночь скидок… Редфилд покачал головой.
— В другой раз. Не думаю, что буду хорошей компанией.
Пуласки посмотрела на карту, лежавшую перед ним на столе.
— Что, опять мальчишка Треборн? — Карен сказала мне, что вывезла его отсюда с окровавленным носом сегодня днем. Ты теперь пациентов поколачиваешь?
Редфилд жестом пригласил ее войти в кабинет и вкратце рассказал о случившемся. Доктор Пуласки сделала удивленное лицо.