Единичные случаи неожиданного исцеления запускает в мозге хорошего врача нить рассуждений, начинающихся так: «Что-то произошло, и это “что-то” – не магия».
Дзола держался из последних сил, но на второй день лихорадки мокрый от пота, дрожащий пациент наконец дал результат, на который надеялся Коули. Опухоль Дзолы буквально «разрушалась» физически. Вскоре она растаяла на его шее, словно рожок какого-то ужасного мороженого. «Выделение разрушенных опухолевых тканей продолжалось в течение всего приступа лихорадки», – писал Коули. Через две недели, по его словам, «опухоль на шее исчезла».
Опухоль в глотке Дзолы не прошла полностью, но уменьшилась достаточно, чтобы Дзола снова смог есть твердую пищу, и пациент «быстро набрал вес и силу». Вскоре Дзола почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встать с постели и вернуться к своим делам, которые, как отмечает Коули в последнем предложении своего отчета, включали в себя «привычку к употреблению морфия, приобретенную до инъекций».
Коули снова осматривал Дзолу через два года и через пять лет после лечения; тот по-прежнему был здоров. (Вскоре после этого он вернулся в родную Италию, где умер от неизвестных причин; после курса лечения прошло восемь с половиной лет.) То, что Коули наблюдал при лечении Дзолы, не было типичной реакцией; более того, успех с этим конкретным бактериальным «токсином» никто так и не сумел полностью объяснить27. Но что-то произошло, и это «что-то» было не магией.
Между наблюдениями за спонтанной ремиссией рака после инфекционных заболеваний и иммунной биологией прошло более 100 лет.
Разрыв между наблюдениями так называемых спонтанных ремиссий рака после инфекционных заболеваний и научным пониманием сложной, микроскопической, еще неизвестной иммунной биологии, лежавшей в основе этих процессов, целую сотню лет был настоящим бичом для исследователей иммунотерапии рака. То была отрасль, в которой эксперименты и наблюдения снова и снова перегоняли даже самое упрощенное понимание невероятной сложности устройства и иммунной системы, и рака. В результате иммунотерапия рака сохранила вокруг себя определенную натуралистическую атмосферу, осталась отраслью, где наука соседствовала с рассказами – наблюдением за терапиями, которые помогали одним пациентам и не помогали другим, результатами, которые оказалось невероятно трудно воспроизвести, иммунными реакциями, которые излечивали рак у мышей или в чашке Петри, но ничего не делали для людей, – и все это было совершенно таинственно с научной точки зрения. Как писал Стивен С. Холл в своем иммунологическом шедевре A Commotion in the Blood (1997), «С этого формально началась тирания отдельных случаев – благо и бич иммунотерапевтических вмешательств»28.
* * *
Дзола был единственным случаем, слишком не стандартизированным и непонятным, чтобы этот эксперимент можно было считать полноценным научным исследованием или доказательством чего-либо. Так что Коули начал пытаться воспроизвести свой успех – пациент за пациентом, метод за методом. К этому времени его работа со смертельно опасными бактериями привела его на окраину города, где на углу 106-й улицы и Централ-Парк-Уэст стояли тщательно вентилируемые башни Нью-Йоркского онкологического госпиталя29 (позже переименованного в Главный мемориальный госпиталь; сейчас он известен нам как Мемориальный онкологический центр имени Слоуна-Кеттеринга). Коули пробовал прямые инъекции, втирания бактерий и технику скарификации, сочетания и повторения процедур. В течение трех напряженных лет Коули вводил бактериальные культуры двенадцати пациентам, болевшим разными видами рака. Неудач у него было больше, чем успехов30. Он вызвал желаемую лихорадку31 у четверых пациентов; еще у четверых (включая Дзолу) лихорадка сопровождалась положительной реакцией опухоли. У всех пациентов, показавших положительную динамику, была саркома. Четыре пациента умерли, двое – от бактериальной инфекции, занесенной Коули. Коули не мог предсказать, кто из пациентов отреагирует на бактериальные токсины, не знал, какой должны быть доза – и, соответственно, не знал и того, кому из пациентов сможет помочь, а кого случайно убьет. Ситуация была невыносимой, а еще попросту опасной и неэтичной. Его собственная медицинская практика оказалась не в меньшей опасности, чем жизни пациентов32.
Чтобы найти компромисс между смертельной и бесполезной дозами бактерий, Коули пришлось «убить» несколько пациентов. Это доводило врача до отчаяния.
Заражать пациентов живыми бактериями оказалось слишком рискованно, но ему так или иначе нужны были не микроскопические живые организмы целиком, а «токсичные продукты», которые, как он считал, уничтожают опухоли. Коули начал работать над планом по «изоляции и применению активного микробного принципа»33.
Идея основывалась на взглядах современных ему биологов, уделявших большое внимание сывороткам, и том простом факте, что введение в организм пациента мертвых или неактивных форм бактерий – это краеугольный камень вакцинации.
Тем летом в лаборатории вырастили особенно смертоносный штамм бактерий. Живые бактерии были перегреты и убиты34, а бульон процедили через фарфоровый фильтр, чтобы удалить мертвые оболочки. Рубиновый сок, выделившийся из фильтра, как считалось, и являлся «токсином» из бактерий. Уж это-то точно сработает. Коули ввел новое средство свежей группе пациентов с неизлечимой саркомой. Сыворотка оказала определенное действие – небольшое повышение температуры, сыпь, озноб, – но оказалась недостаточно сильной.
Коули зашел в тупик. Ему нужно было найти ту самую «правильную точку», где токсина не слишком мало, но и не слишком много. И Коули снова повезло. Едва он задал вопрос, как в французском медицинском журнале опубликовали новое исследование, которое как раз дало необходимый ответ35.
Исследование показало, что вызывающие рожу бактерии, которые использовал Коули, становятся намного более вирулентными (и вырабатывают намного более мощный токсин), когда их выращивают в инкубаторе вместе с другим штаммом бактерий, Bacillus prodigiosus36. Этот рецепт, как надеялся Коули, поможет ему найти компромисс между смертельной и бесполезной дозами. И в самом деле – он наткнулся на идеальное сочетание бактерий, которое дало синергетический токсический эффект.
Многие бактерии становятся более вирулентными при произрастании рядом с иным штаммом бактерий.
B. prodigiosus, как и следовало из названия, оказались в самом деле «удивительными» маленькими бациллами; они вырабатывали токсин, оказывающий уникальный эффект на человеческую иммунную систему (сейчас эти эффекты рассматривают в качестве возможных методов лечения рака, некоторые из них даже дошли до фазы клинических испытаний)37. Теперь Коули требовался подопытный, на котором он мог испытать свой мощный комбинированный бактериальный токсин.
