ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда Кэрри потеряла сознание, Алексеусу пришлось осторожно перенести ее в гостевую спальню на вилле матери. Ему не хотелось так делать, но выбора не было. Затем он вызвал доктора. Осмотрев Кэрри, тот вышел к Алексеусу, ожидавшему его в коридоре, и рассказал ему о причине ее недомогания.
Алексеус некоторое время приходил в себя, потом задал естественный в его ситуации вопрос:
— Сколько недель?
— Очень маленький срок. Она могла думать, что это обыкновенная задержка. Довольно часто у женщин случается выкидыш, когда они и не догадывались о беременности. В нашем случае, возможно, выкидыша удастся избежать. Я сказал — возможно. Нужен длительный постельный режим и никаких стрессов. Я полагаю, случившееся вызвал именно стресс.
Алексеус напряженно слушал, мысли, одна мрачнее другой, роились в его голове.
Да что за неразбериха! Какая дьявольская неразбериха!
Но проклятья тут не помогут. Надо пойти и как-то разобраться со всем этим.
Похоже, есть только один способ.
Он решительно вошел в спальню.
Жалюзи были закрыты, в комнате царил полумрак. Кэрри казалась очень маленькой на огромной кровати. И очень не на месте. Также, как накануне за обеденным столом. Он постарался изгнать из памяти возникшую картину. Не получалось.
Алексеус медленно подошел к кровати. Кэрри смотрела на него, но с каким-то новым выражением лица.
От напряжения у Алексеуса болели все мышцы. Ему хотелось выйти отсюда и идти и идти... Долго идти.
Но он не мог. Он должен справиться с собой. Выбора нет. Абсолютно никакого выбора.
— Как ты?
Кэрри посмотрела на Алексеуса. Он казался таким же, как и всегда, и она чуть не ответила «прекрасно», как делала всегда. Но она замешкалась лишь на долю секунды. Потом на нее всем своим жутким весом безжалостно навалилась страшная правда.
Хотелось закрыть глаза, чтобы прогнать кошмар.
Пожалуйста, пожалуйста, пусть это не окажется правдой! Пожалуйста!
Но это правда, как ни умоляй. Она беременна. Беременна от Алексеуса. От человека, для которого она не больше чем отбросы...
В голове звучали злые, мерзкие слова брата Алексеуса. Слова, которые опустошили ее.
Злые, гадкие, правдивые слова.
Правдивые ли? Может, парень просто завидует старшему удачливому брату?
Мелькнула тень сомнения. Очень слабая. Кэрри взглянула в лицо Алексеуса, испытав привычное волнение...
Да, он подобрал меня на улице, но я не должна чувствовать себя из-за этого дешевкой! Нет и нет! Я не дешевка! Если все было как в фильме, это не значит, что все пошло, вульгарно и кричаще безвкусно. Да и он так никогда ко мне не относился. А прошлая ночь... прошлая ночь...
Опасная штука — память. Жуткие, страшные картинки того омерзительного обеда, к которому Алексеус специально, намеренно наряжал и причесывал ее, словно куклу, мучили Кэрри. Она вспомнила, как все пялились на нее — включая мать Алексеуса. Как сторонились, словно она заразная.
Неудивительно, что все так смотрели на меня. Они увидели ночную бабочку, блондиночку Алексеуса в платье, открывающем все ее прелести, с бриллиантовым колье, полученным за заслуги постели…
Кэрри отвернулась.
И теперь она носит ребенка человека, который сознательно сделал ее объектом презрения для своей матери и ее гостей.
Смотреть на него неприятно, невыносимо. Комок в горле мешает дышать.
Янис назвал меня проституткой. И он прав. Это именно то, что я есть. Тупая маленькая вертихвостка, жадная до красивой жизни, пожелала пережить наяву идиотскую фантазию, не думая, что делает, как себя ведет. Я называла романтичным то, что было просто грязным — грязным, пошлым и дешевым. Все время, всегда...
Только теперь Кэрри осознала — в сказке жила она одна. Алексеус никогда ничего подобного и в мыслях не имел. Он считал и считает ее именно той, кем она и является — легкодоступной женщиной.
Но беременность — нет, это невозможно. Не может быть.
Хотя на самом деле очень даже может. В Нью-Йорке они говорили об этом. Кэрри сказала, что не принимает таблеток, и Алексеус уверил — он всегда будет соблюдать осторожность. Казалось, так и есть. Но абсолютной защиты не бывает, и теперь она в этом убедилась.
— Кэрри, — тихо произнес Алексеус.
Конечно, горько подумала Кэрри, ему сейчас очень досадно, жизнь приготовила ему ловушку — так он думает.
— Не волнуйся ни о чем. Я сделаю для тебя все, что нужно. Пожалуйста, не сомневайся. Я хочу, чтобы ты знала: если ты останешься беременной, я женюсь на тебе.
Она слышала его слова. Они падали в тишину, как камни. Она смотрела в стену. Потом закрыла глаза.
— Кэрри...
Господи, ну почему он не замолчит? Почему не уйдет?
Алексеус смотрел на нее, не понимая, почему она не отвечает.
Что она хочет, чтобы я сказал? Что еще можно сказать? Я бы желал, чтобы этого никогда, никогда не случалось...
Тяжело вздохнув, он вышел.
Может, удастся хотя бы на время скрыться от страшной проблемы в офисе? На вилле Беренис, как и во всех владениях Николадеусов, есть прекрасно оборудованные офисы.
Поработаю, глядишь, и время пройдет.
Часы, решающие его судьбу. Судьбу, занесшую дамоклов меч над его головой.
Эмоции переполняли его.
Я не хочу ее беременности. Не хочу, чтобы это было правдой.
Просто пусть все окажется дурным сном.
Господи, да как же такое возможно — нечто столь быстрое, мимолетное, скоротечное, как сексуальное удовольствие, приводит к такому результату? Женщина беременна его ребенком...
Алексеус выключил компьютер и вышел на террасу. Здесь все казалось таким нормальным, таким обычным.
Спокойная лазурь моря, вдали белый парус... Это Янис, он мельком видел его вчера, возвращаясь с виллы после пренеприятнейшего разговора с матерью. Он тогда прервал ее гневную тираду с упреками относительно его выходки на обеде, сказав, что она сама виновата.
Но сейчас не время думать об отношениях с матерью. Теперь ему не до ее интриг.
Горькая ирония судьбы...
Алексеус вновь перевел взгляд на белеющий вдалеке парус. Вероятно, Янис испытывал какое-то извращенное удовлетворение, живя в лодочном сарае, специально им перестроенном. Лодочный сарай находился слева от виллы, а летний домик, — жестокий сигнал нежеланной жене, что муж предпочитает ей другую, молоденькую и хорошенькую, — спроектированный когда-то его отцом для матери Яниса, справа.
