Подавленное настроение оставило Фаустафа, и он рассмеялся этому замечанию. Штайфломайс на секунду даже растерялся:
– Почему вы смеетесь?
Фаустаф продолжал смеяться, его большая голова сотрясалась от хохота.
– Здесь, – проговорил он сквозь смех, – нет живых существ на сотни миль вокруг, с кем можно было бы поговорить.
– Это так, профессор, но…
– И вы пытаетесь представить эту встречу как случайную? Куда же мы теперь направляемся, герр Штайфломайс? В Париж? Ждете самолет?
Штайфломайс улыбнулся:
– Думаю, что нет. В действительности мне оказалось довольно трудно обнаружить вас после уничтожения З-15. По-моему, З-15 – это ваш термин для обозначения детальной симуляции Земли?
– Да, но симуляция… Что это значит?
– Альтернативность, если вам так больше нравится.
– Вы каким-то образом связаны с Р-отрядами?
– Есть некоторая связь между мной и Отрядами Разрушителей. Это подходящий термин. Создан вашим отцом?
– Да, как мне кажется. И что это за связь? Что такое Р-отряды? На кого они работают?
– Я посетил эту планету не только для того, чтобы ответить на ваши вопросы, профессор. Знаете, вы и ваш отец доставили моим патронам много хлопот. Вы даже не представляете, как много. – Штайфломайс улыбался. – Поэтому я так сопротивлялся выполнению приказов, направленных против вас.
– Кто это – ваши патроны, и какие это приказы?
– Они очень могущественные люди, профессор. Мне приказано убить вас, чтобы вы не могли мешать их планам.
– Кажется, вам нравится, что я доставляю им неприятности? – заметил Фаустаф. – Вы не противодействуете им? Вроде как ведете двойную игру. Вы на моей стороне?
– На противоположной, профессор, – их и ваши цели имеют много общего. Я противостою вам всем. Всем, кто занимается этими разрушениями и созиданиями. Я чувствую, что все должно умереть – медленно, загнивая… – Штайфломайс улыбался теперь более грустно. – Но я – послушный исполнитель. Я должен выполнять приказы вопреки моим собственным наклонностям.
Фаустаф засмеялся, невольно восхищенный притворством Штайфломайса:
– Значит, вы влюблены в смерть?
Штайфломайс, казалось, воспринял этот вопрос как своего рода осуждение.
– А вы, профессор, влюблены в жизнь. А жизнь – ведь это так незрело, полуоформленно. Противопоставьте этому непреодолимое простодушие смерти.
– Вы как будто в юношеском заблуждении, – сказал Фаустаф наполовину для себя. – Вы не старались немного смягчиться?
Штайфломайс поморщился, уверенность покинула его, тогда как Фаустаф успокоился и был в довольно хорошем расположении духа, отвечая на вопросы Штайфломайса.
– Я думаю, что вы дурак, профессор. Я сделаю так, что ваша жизнь будет короче, чем у бабочки-однодневки. Наивны вы, а не я.
– Значит, вы не получаете удовольствия от жизни?
– Мое единственное развлечение заключается в изучении разложения Вселенной. Она умирает, профессор. Я продолжаю жить только затем, чтобы увидеть ее смерть.
– Если это правда, то какое значение имеет это для вас или для меня? Когда-нибудь все обязательно умрут, но это не отбивает у нас охоту жить.
– Но это же бессмысленно! – закричал Штайфломайс и вскочил. – Это бессмысленно! Все это не имеет значения. Посмотрите на себя. Как вы проводите время, воюя и проигрывая сражения при защите крохотной планеты – сколько это может продолжаться? Зачем вы это делаете?
– Мне это кажется стоящим. Вы не чувствуете жалости к людям, которые погибают при разрушении планет, – сколько это может продолжаться? Почему? По-моему, они должны иметь возможность прожить столько, сколько в состоянии.
– Но для чего они используют свои жалкие жизни? Они суетливы, материалистичны, узки – жизнь не дает им действительного наслаждения. Большинство даже не ценит искусство, которое создают лучшие из них. Они все и так мертвы. Это вам не приходило в голову?
Фаустаф возразил:
– Их радости настолько ограничены, что в этом я с вами согласен. Но они делают то, что им нравится. Их жизнь хороша сама по себе. И ведь не одни удовольствия делают жизнь стоящей.
– Вы говорите так, словно вы один из них. Их развлечения вульгарны. Они не заслуживают того, чтобы на них тратили время. Вы – прекрасный человек. Вы понимаете такие вещи, которые они бы не сумели понять. Но даже их нищета ничтожна и ограничена. Позвольте этим пародиям на Землю умереть, а их обитателям – исчезнуть вместе с ними!
Снова Фаустаф покачал головой:
– Я не последую вашему примеру, герр Штайфломайс.
– Вы надеетесь на благодарность этих людей?
– Конечно нет. Большинство из них не осознает, что происходит. Конечно, я не разумен во всех случаях, герр Штайфломайс, – он засмеялся. – Может быть, вы правы – я что-то вроде шута…
Когда Фаустаф кончил говорить, Штайфломайс, казалось, взял себя в руки.
– Хорошо, – сказал он примирительно. – Вы согласны позволить планетам умирать, как они должны?
– О, я буду продолжать делать все, что только в моих силах, если только не умру здесь от лишений или не упаду с горы. Наш разговор несколько гипотетический, если вы понимаете мое положение, – он усмехнулся.
Фаустафу показалось весьма неуместным, что в этот момент Штайфломайс залезает в карман и достает оружие.
– Вы поставили меня в затруднительное положение, признаю, – сказал Штайфломайс. – И я бы хотел еще понаблюдать за вашими дурачествами. Но этот момент удобен, ну а я обременен приказом. Думаю, я вынужден сейчас вас убить.
Фаустаф кивнул:
– Это было бы гораздо лучше голодной смерти, – признался он, желая, чтобы появилась какая-нибудь возможность бросить что-либо в Штайфломайса.
VII. ЛАГЕРЬ КАРДИНАЛА ОРЕЛЛИ
В манере, однажды выученной и неловкой, Штайфломайс направил пистолет в голову Фаустафа, тогда как профессор пытался сообразить, что же делать. Он мог толкнуть Штайфломайса или просто отскочить в сторону, рискуя упасть с уступа скалы. Уж лучше было бы ударить его.
Фаустафу, возможно, и не повезло бы, не отвернись Штайфломайс в тот момент, когда он бросился вперед, согнувшись, чтобы по возможности не попасть своим грузным телом на линию огня. Штайфломайс был отвлечен звуком мотора вертолета, кружившегося над ними. Фаустаф в прыжке выбил пистолет из его руки, и тот отлетел в сторону со звяканьем, эхом отдавшимся от скал. Он двинул Штайфломайса в живот, и бородатый человек, корчась от боли, упал.
Фаустаф поднял пистолет и направил его на Штайфломайса. Тот корчился и стонал от боли. Очевидно, он решил, что Фаустаф убьет его, и странное выражение застыло в его глазах – что-то вроде неподдельного ужаса.
