— Даже время? — спросил Ристин — Разве шестьдесят секунд не составляют минуту, или час, или как там вы его называете, а двадцать четыре минуты или часа, не составляют день? — Он зашипел, точно наделенная иронией паровая машина, а затем добавил покашливание, демонстрирующее, что он действительно так думает.
— Ну, конечно, нет, — сказал Сэм. — Время во всем мире измеряется одинаково. Тут все дело в традиции. — Он радостно улыбнулся — ящеры жили и умирали в соответствии с традициями.
Однако на сей раз, Ристина объяснения Иджера не удовлетворили.
— В древние времена, сто тысяч лет назад, еще до того, как мы — как у вас говорят… стали цивилизованными? — да, стали цивилизованными, у нас тоже были такие традиции — но они приносили больше вреда, чем пользы. Какие-то из них мы заставили работать на нас, от других навсегда избавились. И мы не жалеем о забытых традициях.
— Сто тысяч лет назад, — эхом отозвался Иджер. Он уже понял, что год ящеров короче земного года, но все же… — Сто тысяч лет назад — пятьдесят тысяч лет назад — люди были дикарями и жили в пещерах. Они не умели ни читать, ни писать, даже не научились выращивать себе пищу. Проклятье, никто вообще ничего стоящего не знал.
Глазные бугорки Ристина слегка переместились. Едва заметно. Но Сэм много времени провел рядом с ящерами, он знал, что инопланетянину пришла в голову мысль, которой он не хочет с ним поделиться. Более того, Сэм догадался, о чем подумал Ристин.
— Мы и сейчас ничего толком не знаем — ты ведь так считаешь?
Ристин подскочил, словно Сэм воткнул в него булавку.
— Откуда вы знаете?
— Одна маленькая птичка нашептала, — усмехнулся Сэм.
— Бабушке моей скажите, — парировал ящер.
Он смутно представлял себе, что означает диковинная фраза, но научился правильно ее употреблять. Сэм каждый раз едва удерживался от хохота.
— Может быть, выйдем прогуляться? — предложил Иджер. — Погода стоит просто отличная.
— Ничего подобного, — возразил Ристин. — Холодно. В вашем ледяном мире всегда холодно. Впрочем, сегодня не так, как всегда. Вы правы. Если вы считаете, что нам следует погулять, значит, так и будет.
— Я вовсе не сказал, что мы должны выходить на улицу, — ответил Иджер. — Я лишь спросил, хочешь ли ты!
— Не очень, — признался Ристин. — Прежде чем стать солдатом, я жил в городе. Открытые пространства не для меня. Я на всю жизнь на них нагляделся во время долгого, долгого пути сюда из Чикаго.
Сэм в очередной раз развеселился, услышав свои собственные слова из уст существа с далеких звезд. Ему казалось, что теперь и он принял участие в ходе истории.
— Пусть будет по-твоему, но я не стал бы называть лужайки возле денверского университета открытыми пространствами. Может ты и прав; Ульхасс скоро вернется, и я отведу вас обоих в ваши комнаты.
— Вы им больше не нужны в качестве переводчика? — спросил Ристин.
— Так они говорят. — Иджер пожал плечами. — Профессор Ферми сегодня меня не пригласил — значит, может справиться собственными силами. Вы оба довольно прилично говорите по-английски.
— Если вы больше не будете переводить, вас заберут? — Ристин показал зубы. — Может быть, нам с Ульхассом забыть английский язык? Тогда вы им снова будете нужны. Мы не хотим с вами расставаться. Вы к нам очень добры, с тех самых пор, как нас поймали. Мы тогда думали, вы станете нас мучить и убьете. Вы показали нам, что мы ошибались.
— Не тревожься обо мне. Со мной все будет в порядке, — ответил Иджер. Год назад он бы не поверил, что существо с диковинными глазами и свистящим акцентом сможет его так тронуть. В последнее время Сэму часто приходилось напоминать себе, что Ристин и Ульхасс прилетели с далеких звезд, чтобы завоевать Землю. — Я и раньше немало времени проводил на скамейке запасных. Это еще не конец света.
— Может быть, — очень серьезно сказал Ристин. — Если люди создадут атомную бомбу, а такое вполне возможно, вы будете использовать ее снова и снова. И от вашей планеты мало что останется.
— Не мы первые взорвали атомную бомбу, — возразил Иджер. — Как насчет Вашингтона и Берлина?
— Ну, мы хотели вас предупредить, — ответил Ристин. — И постарались причинить вам как можно меньше вреда, — он проигнорировал сдавленный стон, вырвавшийся из горла Сэма, — у вас ведь не было такого страшного оружия. Если же мы начнем сбрасывать друг на друга атомные бомбы, планета серьезно пострадает.
— А если мы не применим атомное оружие, скорее всего; Раса нас покорит, — сказал Иджер.
Теперь Ристин издал звук, который напомнил Сэму скрежет сломавшегося пылесоса.
— Как вы называете две вещи, которые не могут быть верными одновременно, однако существуют?
— Парадокс? — предположил Сэм после некоторых размышлений — он далеко не каждый день употреблял столь мудреные слова.
— Хорошо. Парадокс, — повторил Ристин. — Вы можете проиграть войну без этих бомб, однако, существует вероятность того, что вы потерпите поражение из-за них. Парадокс?
— Наверное, да. — Иджер пристально посмотрел на ящера. — Но если ты это понимаешь, почему же вы с Ульхассом так охотно помогаете Металлургической лаборатории?
— Сначала мы не думали, что Большие Уроды смогут сделать бомбу, поэтому не видели никакого вреда в сотрудничестве, — ответил Ристин. Сэм заметил, что ящер волнуется: он уже давно не называл людей прозвищем, придуманным самцами Расы. — Очень скоро мы поняли, что жестоко ошибались. Вы знаете вполне достаточно — и даже больше, а нас использовали для того, чтобы проверить правильность полученных результатов. И тогда мы решили, что хуже от нашей помощи никому не будет.
— Приятно слышать, что нам удалось вас удивить, — заметил Иджер.
Ристин открыл рот и слегка покачал головой: он смеялся над собой.
— Вся ваша планета оказалось одним сплошным неприятным сюрпризом. В тот момент, когда люди начали стрелять в нас из ружей и пушек, мы поняли, что наши сведения о Тосеве-3 неверны.
Кто-то постучал в дверь кабинета, где разговаривали Иджер и Ристин.
— Ульхасс, — сказал Сэм.
Но когда дверь распахнулась, они увидели на пороге Барбару.
— Вы не Ульхасс, — строго сказал Ристин, приоткрыв рот, чтобы показать, что пошутил.
— Знаешь, что я тебе скажу? — заявил Сэм. — Лично меня это очень даже устраивает. Привет, милая. — Он обнял жену и поцеловал. — Я не ожидал, что тебя так рано отпустят с работы.
— У тех, кто специализируется на английском, есть одно достоинство: мы умеем печатать, — заявила Барбара. — Пока у нас не кончатся ленты для машинок, у меня всегда будет работа. Или пока не родится ребенок — уж не знаю, что случится раньше. Тогда им придется дать мне на пару дней отпуск.
— Пусть только попробуют не дать, — заявил Иджер и кашлянул, подчеркивая серьезность сказанного. Затем он повернулся к Ристину: — Видишь, каким я стал из-за того, что связался с вами.
