со стоном кончаю, мои колени подгибаются, и я бормочу его имя.
— Ложись, — шепчет он, вынимает яйцо. — На сегодня достаточно.
Эпилог
Небо выглядит так, как выглядит небо, и все же так по-другому. Другие созвездия. Южный Крест. Я не знаю остальных названий, но это не имеет значения. Ночь ясная и теплая, а ветер, словно шелк, ласкает кожу, нет, словно шелк ласкает самую нежную детскую кожу. Шум моря поглощает все остальные звуки, прибой поет свою вечную, нескончаемую песню. Я дую на горлышко пустой пивной бутылки — в этой симфонии воды, песка, камней, ракушек и ветра звук едва слышен.
Я вздрагиваю, когда Роберт падает на песок позади меня. Тянется, забирает пустую бутылку и кладет мне в руку ледяную, полную.
— «Куперс пейл эль». Тебе должно понравиться.
Я делаю глоток и зарываю пальцы ног в песок.
— О да, это пока лучшее австралийское пиво.
Роберт мягко чекает своей бутылкой о мою и притягивает ближе, так что я прислоняюсь к его обнаженной груди. Несмотря на шум моря, слышу, как он пьет большими глотками.
Послезавтра мы улетаем домой. Четыре недели буквально пролетели незаметно. Три недели мы путешествовали с рюкзаками, последнюю — провели в доме недалеко от пляжа, в одиночестве. Завтра в полдень мы поедем в Сидней и проведем еще одну ночь в отеле.
У нас позади три ванильные недели. Во время пешего тура мы не играли в Дома и Сабу, а потому все с большим нетерпением ждали этого одинокого дома, чтобы снова по-настоящему насладиться — хотя и без каких-либо приспособлений и игрушек. Потому что ни один из нас не хотел таскать свое оборудование на спине три недели. Так что была только порка рукой и четкий акцент на психологическую составляющую — что было для меня очень волнительно, очень приятно и необыкновенно прекрасно. Я, как и Роберт, наслаждалась каждой минутой, это было явно заметно. Отпуск был фантастическим, и я влюбилась в страну и людей так же, как Роберт в свой первый приезд. Прощание дается мне неожиданно тяжело, и я чувствую легкую ностальгию, уже тоскуя по домику, который мы завтра покинем. На долгое время. Или навсегда. Потому что в следующий раз Роберт точно захочет поехать со мной на западное побережье. Факты, которые он изложил мне в постели накануне вечером. Я с нетерпением жду этого, потому что поход оказался веселее, чем я могла себе представить.
Я чувствую на своей шее прохладные из-за пивной бутылки пальцы Роберта, он гладит и массирует меня. Прикосновение нежное и успокаивающее.
Свободной рукой — должно быть, он поставил бутылку с пивом на песок — обхватывает мой живот, я чувствую, как его подбородок устраивается на моем плече. Несколько минут мы молча смотрим на темное море. Свет на крыльце дома горит, чуть-чуть освещая пляж, на котором мы сидим.
— Ты не в зоне, — тихо говорит Роберт мне на ухо и целует меня в плечо.
— Нет, — отвечаю, — мне слишком грустно, чтобы быть в зоне прямо сейчас.
— Грустно?
— Да. Потому что мы возвращаемся. К суете, к напряжению, к шуму. Мне очень понравился отпуск. Как никогда прежде.
— Мне тоже. Я хотел бы приехать снова. При слегка измененных условиях.
— Ага? И при каких? Ты решил эмигрировать?
— Боюсь, австралийцы не жаждут нас тут. Нет, я говорю про отпуск. Про особый отпуск. Здесь, в этом доме, на этом пляже. В следующем году снова в январе или феврале, как нам удобно. Или, может быть, даже в этом году в декабре.
— Какой особенный отпуск? Без рюкзака и только зона? Или просто рюкзак, на западном побережье? Или что?
— Я бы позволил тебе это решить, что захочешь. Особенность, Аллегра, в том, что эти каникулы будут называться — «медовый месяц».
Мгновенно оборачиваюсь и становлюсь перед ним на колени на песке на четвереньки, как только он заканчивает фразу. Роберт улыбается, и я откидываюсь назад, сижу на икрах и смотрю на него. У меня нет слов.
— Аллегра, не окажешь ли ты мне честь стать моей женой? — спрашивает он, очень серьезно глядя на меня.
— Это… действительно предложение руки и сердца? — шепчу я, прикрывая рот рукой.
— Должно быть, да.
Роберт улыбается и берет мою свободную руку в свою.
— Ты выйдешь? Пожалуйста?
Роберт Каспари спрашивает, он почти умоляет, моего согласия. Теплым летним вечером, на пустынном пляже, под звездами. Я бы не приписала ему столько романтики. Все еще не могу ничего сказать и вынуждена сосредоточиться на дыхании. Роберт больше не настаивает, он переплетает свои пальцы с моими и позволяет мне насладиться моментом. Так же, как тот всегда позволяет мне наслаждаться моим полетом фантазии. Он поймает меня даже после падения и останется рядом.
Когда я и через три минуты все еще ничего не сказала, Роберт шепчет:
— Хочешь, чтобы я умолял?
— Да, — говорю я через несколько секунд от всего сердца.
Я хочу, чтобы этот мужчина принадлежал мне, чтобы я всем могла сказать: «Мы женаты. Мы вместе. Окончательно и бесповоротно». У каждого Дэвида, у каждой Джудит, у любого перед носом была бы большая табличка с официальным заявлением: «Роберт любит Аллегру. Аллегра любит Роберта».
— Какое «Да» это было? «Да, Роберт, попроси еще немного» или «Да, Роберт, я хочу быть твоей женой»?
— Да, Роберт, я хочу быть твоей женой.
— Спасибо, — сдержано говорит Роберт и притягивает меня ближе.
Мы целуемся, долго и интенсивно, трепетно и нежно.
— Измененные условия, о которых ты упомянул ранее, к чему они относятся? — спрашиваю я в его губы после того, как он закончил поцелуй.
— Имеется в виду то, что при следующем посещении Австралии в твоем паспорте появится «Аллегра Каспари». В остальном ничего не меняется. Обещаю.
— Аллегра Каспари… — шепчу я и запускаю пальцы в волосы.
Я не могу в это поверить. Это было так неожиданно. Как гром среди ясного звездного австралийского неба.
— Аллегра Каспари, — подтверждающе кивает Роберт.
— Боже мой, — визжу я и бросаюсь на него, прижимая к песку.
Роберт смеется и обнимает меня, перекатывается со мной и целует.
— Когда ты хочешь свадьбу? — спрашиваю я, когда он просовывает руку мне под рубашку и начинает гладить.
— Брак лежит вне зоны, моя красавица, так что не мне командовать. Это можешь решить ты. Ты только скажи мне, когда и где я должен появиться и в каком костюме, и я со всем соглашусь, скажу «да» в нужном месте и надену тебе кольцо на палец.
— Хорошо. Очень хорошо. Как ты относишься к