Джейни последовала за ним.
— Ты еще не втянулся? Вид у тебя измученный.
— Так оно и есть. Примерно каждые полчаса новый случай.
На пике эпидемии в прошлый раз количество заболевших было больше. Однако пока все еще только начиналось.
— Вы уже начали искать местный источник заражения?
— На это просто нет времени.
— Значит, он может быть где угодно.
— Да.
Может, это пол в чьей-то ванной? Или старая круглая дверная ручка, которую вовремя не заменили на ножной рычаг? Или сосуд для святой воды в церкви?
Подозревать можно все, что угодно, абсолютно все.
— В последние дни Кэролайн выходила?
— Да. Вчера днем, за тестом на беременность.
— Ты случайно не заметил, что у нее было на ногах?
— Сандалии, по-моему. Мизинец на ноге все еще беспокоит ее, поэтому она все время их носит.
Значит, этот самый мизинец был ничем не прикрыт.
«Нужно сказать ему», — решила она, но едва открыла рот, как послышался требовательный сигнал Мнемоника.
— Не уходи, — сказала Джейни. — Мне нужно с тобой поговорить.
Она пошла в кабинет, где на письменном столе стоял компьютер, села перед ним и прикоснулась к экрану. На нем возникло лицо Тома.
— Мы достигли компромисса, — сказал он. — При определенных условиях. Если Кэролайн и Майкл примут их, то могут приехать.
— Ах, Том, спасибо! — воскликнула Джейни, чувствуя себя почти счастливой.
— Ты лучше сначала выслушай, а потом будешь ахать. Майкл должен захватить с собой биокостюм и прочие свои атрибуты. И он не говорит никому в Биополе, что уходит.
Джейни задумалась.
— Это означает конец его службы. Не слишком ли дорогая плата за вступление в клуб?
— Джейни, — устало заговорил Том, — мы все вносим ту или иную плату за вступление. Некоторые больше, чем другие. Но платим все.
Закончив разговор, она несколько минут оставалась в кабинете, раздумывая. Потом встала и пошла в кухню.
— Майкл…
— Да, здорово они умеют хранить тайну, — сказал он. — В Биополе никто никогда не говорил о существовании такой группы.
— Они были очень осторожны. У них… хотя, скорее, теперь я должна говорить «у нас»… имеется спутник связи и целая система компьютеров с агентами в разных точках страны, которые регулярно присылают сообщения.
Майкл в напряженном молчании выслушал, что от него требуется.
— Такое впечатление, будто я для них что-то вроде приза. Видимо, это должно мне льстить.
— Думаю, в данный момент все мы должны быть им благодарны.
— Господи… за то, что моя карьера идет прахом?
— За спасение твоей жизни, — поправила его Джейни.
Он понимал, что она права. Судьба биокопов мало чем отличалась от судьбы медицинских работников. Защищены они или нет, но постоянный контакт с зараженными рано или поздно собирал свою дань.
— Послушай, Майкл, есть и еще одна причина, почему, мне кажется, вы должны поехать со мной. Я осмотрела ногу Кэролайн, и ее вид мне не нравится. Там определенно инфекция. И на пальце руки то же самое. Я не знаю, что это.
На лице Майкла вспыхнуло выражение тревоги.
— Сегодня утром все было в порядке… я видел этот палец, когда она умывалась.
— Не знаю, что было утром, но сейчас он явно не в порядке. Как думаешь, тебе удастся убедить ее уехать, не говоря о том, что я тебе рассказала? Не хочу пугать ее, пока не буду знать наверняка.
— Но если это Доктор Сэм, они не захотят, чтобы она была в лагере.
Джейни понимала, что он прав. От одной мысли об этом ей становилось плохо.
— Предоставь мне беспокоиться об этом. Что бы там ни было, ее организм явно успешно борется с инфекцией. По ее словам, она ощущает в пальце тепло, и это хороший знак. Существует мнение, что во время беременности иммунная система активизируется, и в этом есть смысл. Но нам нужно уехать как можно быстрее. Думаю, нет нужды объяснять тебе, что, возможно, пройдет всего несколько часов, и…
— Да, в этом нет нужды. — Он встал и принялся расхаживать по кабинету в глубокой задумчивости, потирая руками подбородок. — Если мы это сделаем, я стану изгоем. Оно, может, и стоило бы того, если бы я точно знал, что с Кэролайн все будет в порядке, но ты, похоже, не можешь дать никаких гарантий.
Она опустила голову.
— Мы все станем изгоями. Я не смогу работать врачом очень долгое время, а может, и никогда. И нет никаких гарантий того, что с кем угодно из нас все будет в порядке.
Майкл бросил взгляд в направлении кухни, где Кэролайн сидела за столом.
— Знаешь, ты вовсе не обязан делать это, — продолжала Джейни. — Ты можешь предпочесть остаться здесь.
— И потерять жену? И нашего ребенка? Если кто-то узнает… об этой инфекции, ее заберут, а мне известно, что случается с теми, кого забирают.
— Может, это просто местная инфекция, затрагивающая только мизинец на ноге. И больше ничего. А если это стафилококк… думаю, что…
Она хотела сказать: «…болезнь как будто что-то сдерживает». Однако это прозвучало бы совершенно нелепо. Поэтому Джейни закончила:
— Может, она переборет болезнь.
— Вероятность такого исхода меньше двух процентов.
— Она перенесла бубонную чуму и выжила, Майкл. Она очень крепкая. А ведь тогда у нее не было тех причин цепляться за жизнь, как сейчас.
Он вздохнул, устало и раздраженно.
— Ладно, я пойду поговорю с ней.
Джейни глянула на часы.
— Только поторопись. И, Майкл, — сказала она, когда он был в дверях; он обернулся, с выражением грусти на лице, — не говори ей ничего о пальце на ноге… пожалуйста… пока не говори.
Последнее, что Джейни сделала до отъезда, — это наложила герметичные повязки на пальцы на ноге и руке Кэролайн. Последнее, что сделал Майкл, когда все его снаряжение было загружено на заднее сиденье «вольво», словно дань, в которую оно внезапно превратилось, — облачился в свой биокостюм.
«Никогда не знаешь, что может пригодиться по дороге».
Запирая дверь своего дома, он, со шлемом под мышкой, бросил прощальный взгляд на все, что они с Кэролайн нажили за время их недолгого, но такого счастливого брака. И со смутным чувством стыда осознал, каким ненужным все это кажется, когда вот-вот снова зазвонит колокол.
Тридцать пять
Наблюдая за реальным воплощением того, что должно было стать самым сокровенным знанием его жизни, де Шальяк видел не умелое священнодействие мастера, а неуверенные, иногда какие-то совершенно безумные на вид попытки во что бы то ни стало спасти испуганного мальчика, над которым смерть, казалось, простерла свою руку. Бок о бок с Алехандро трудилась молодая женщина, вдова, которой не было еще и двадцати; тем не менее ей уже пришлось многое пережить, и дальше, скорее всего, ее не ждет ничего хорошего. И хотя в других обстоятельствах больной мальчик называл бы ее «тетей», сейчас он об этом, конечно, не догадывался. Де Шальяк понимал, что не чувство вины перед графиней заставляет Алехандро делать то, что он делает, для ее занемогшего сына. Нет, им двигали лишь чувство чести, любовь к своему ремеслу и желание хорошо делать свое дело. Он и его дочь заботливо, нежно вымыли ребенка, переодели в чистое и всячески старались успокоить, даже тогда, когда вливали ему в рот ужасную вязкую жидкость — лекарство, предписанное мудрой старой женщиной, научившей лекаря, как делать то, что должно быть сделано.
