Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
на параде, старая певица не отводила взгляда от переливавшегося инкрустацией корпуса фортепиано и только беззвучно открывала и закрывала рот, словно в немом кино начала прошлого века.
Как только инструмент очутился на земле, Нонна Максимовна наседкой, защищающей птенцов от коршуна, всем телом рванулась к нему.
Дрожащими пальцами она гладила ореховую крышку, обтирала носовым платком серебряные канделябры, а когда Дмитрий деликатно отстранил её в сторону, чтоб не мешала заносить инструмент в музей, засеменив сзади, удивлённо сказала:
– А ведь я уже видела это фортепиано!
Руки певицы в волнении легли на горло, теребя воротник, а в голосе зазвучала нотка благоговения.
Увидев устремлённые на неё глаза Вилены Гуговны и Ани, Нонна Максимовна близоруко глянула вдаль, будто пытаясь приблизить минувшее, и пояснила:
– В пятидесятые годы, когда я была студенткой консерватории, мы часто ходили в гости к девушке по имени Люся Зайцева. Как сейчас помню, она жила в районе Балтийского вокзала. Заводная, весёлая, остроумная, Люся считалась душой компании. И вот однажды в новогоднюю ночь она задумала бросать с балкона сапожки. В какую сторону упадут, туда и ехать по распределению ВУЗа. Мы все стащили свои рваные сапожонки, ботинки и валенки и от души веселились, швыряя их под балкон на мостовую. А наш виолончелист Лёвка Климов с хохотом ловил их внизу и тащил обратно.
Так вот, моя галоша шлёпнулась не абы куда, а на соседский балкон второго этажа.
– Ой, наша Нонка, наверное, в Ленинграде останется, – бодро закричали друзья и с шутками вытолкали меня за калошей.
Хоть и горел свет в той комнате, на чьём балконе лежала пропажа, а всё же в час ночи звонить неудобно. Смотрю, рядом водосточная труба. Я была девушкой спортивной, озорной, ну и, недолго думая, как птичка вспорхнула вверх на балкон и сунула калошу за пазуху коротенького пальтеца. Влезть-то я влезла, а обратно боюсь соскользнуть. Да и неловко перед людьми: всё ж таки я в платье, чулках – вдруг внизу прохожий пройдёт, а тут девица на водосточной трубе соблазнительные позитуры принимает. Стою, мнусь. Друзья на балконе этажом выше от хохота покатом катаются, Лёвка Климов внизу лицо в шапку сунул, чтобы меня не смущать. Хочешь не хочешь, а надо спускаться.
Тут вдруг балконная дверь открывается, и выглядывает мужчина. Лицо молодое, а шевелюра седая до последней волосинки.
– Это мой прадед Костя! – в волнении закричала Аня, во все глаза глядя на Нонну Максимовну. – Он на фотографиях весь седой!
Она почувствовала, как талию сзади оплели руки Дмитрия и его грудь прижалась к её спине:
– Какой такой дедушка?
– Мой прадедушка Костя! Представляешь, Нонна Максимовна с ним встречалась!
– Именно! – подтвердила певица. – Именно так, молодые люди! – она дирижёрским жестом подняла кисти рук вверх, призывая к молчанию, и продолжила: – Открывает мужчина дверь и наивежливейшим тоном интересуется: «Вы к нам, юная леди?» – Что мне делать прикажете? – Нет, – отвечаю, – не к вам. Я здесь калошу потеряла.
Вижу, хозяин озадачен, но держится молодцом:
– Нашли?
– Нашла, вот она, у меня за пазухой, – показываю я доказательство, спрятанное под пальтишком.
Чувствую, положение – глупее некуда, поэтому поворачиваюсь и начинаю заносить ногу через балкон. Самой стыдно, аж слёзы на глаза наворачиваются.
А мужчина спрашивает:
– Может быть, вы хотите нас через дверь покинуть?
Тут я уже от смущения вообще дар речи потеряла и закивала головой, как цирковая лошадь на манеже.
– Прошу вас, – хозяин гостеприимно распахнул дверь, и я очутилась в комнате как раз напротив этого фортепиано.
Нонна Максимовна нагнулась и звучно поцеловала левый канделябр в чашечку-цветок.
– Само собой, у меня, консерваторки, от такой красоты ноги в коленях подломились, и есть ли кто в комнате, или нет, я не заметила. Видела только этот инструмент и больше ничего.
С тех пор, сколько живу, столько это произведение искусства помню, хоть и лицезрела его несколько мгновений, пока с калошей в руке от балкона до двери шла.
Голос рассказчицы зазвучал слезами, и она снова поцеловала инструмент. Но теперь уже в правый канделябр.
– Вот когда мне довелось увидеть свою мечту! Спасибо тебе, Анечка, за великое счастье! Не сомневайся, твоему фортепиано будет здесь хорошо, мы его не обидим, станем холить, лелеять.
– За стол, дорогие мои, за стол, – провозгласила Вилена Гуговна. – Я придерживаюсь мнения Бабы Яги: сначала накормлю, напою, в баньке выпарю, а потом и расспрашивать буду.
– Пожалуй, я проголодался, – сказал Дмитрий, – кроме того, нам сегодня есть что отметить.
* * *
Когда ночные тени стали разбегаться по тёмным углам, а старый паркет скрипеть особенно громко, подчёркивая торжественную тишину музея, Вилена Гуговна решила провести экскурсию. Весь ужин её распирало чувство гостеприимства, дополненное гордостью за свой музей. К этим двум чувствам добавлялся приятный сюрпризный момент для Ани, к которому они с Нонной Максимовной тщательно подготовились, проведя в местном архиве добрую сотню часов.
Дождавшись, когда молодые люди съедят по второму куску торта, испечённого собственноручно, Вилена Гуговна забросила пробный шар:
– Времени ещё – одиннадцать вечера, и, если вы не устали…
– Мы не устали, – быстро сказала Аня, вопросительно посмотрев на Дмитрия.
Он улыбнулся:
– Я – как ты.
Ему хотелось походить на неё и во всём потакать ей, с восторгом чувствуя себя под властью любимой женщины. Он с иронией подумал, что, оказывается, быть подкаблучником довольно сладостно, и, глядя, как Аня наслаждается малиновым бисквитом, не стал протестовать, когда Нонна Максимовна подложила ему на тарелку второй кусок. Впрочем, торт действительно удался на славу.
– Тогда прошу на экскурсию! – королевским жестом Вилена Гуговна сняла с крючка ключ на длинной цепочке и важно прошествовала впереди своей маленькой свиты, зажигая по пути старинные люстры.
– Люстры подлинные, остались от пансиона баронессы фон Гук, – поясняла она по ходу дела. – После революции в этом здании был комитет партии большевиков, потом райком партии, а в последнее время – Дом культуры, поэтому многое из обстановки удалось сохранить.
Ведя экскурсию, Вилена Гуговна испытующе поглядывала в лицо Дмитрию, словно стараясь разгадать, что может чувствовать человек, который ступил в своё родовое гнездо.
– Здесь вы можете видеть прекрасное бюро орехового дерева эпохи Александра Третьего, исполненное в стиле Жакоб. Судя по его назначению, оно могло украшать кабинет хозяйки пансиона Матильды Карловны.
По мере продвижения от экспоната к экспонату, голос Вилены Гуговны набирал силу, звеня торжеством на подходе к особо ценным вещам, но Аня совершенно не вникала в сказанное.
Она стояла за спиной Дмитрия и по его нарочито равнодушному виду понимала, что он взволнован.
Аня и сама замирала каждый раз, когда Вилена
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
