Книга Тайные тропы - Георгий Брянцев

«Ну, хорошо, — рассуждал Никита Родионович, — автором письма является Саткынбай или Ульмас Ибрагимов, доказательств больше никаких не требуется. Саткынбай сам назвал себя, и не верить ему нет оснований». Но теперь возник другой вопрос: кто стоит над ним, кто руководит им, кто собирается повидать его, Ожогина.

Саткынбай сказал ясно и недвусмысленно, что команда исходит от другого человека, имени которого он назвать не мог.

Когда Никита Родионович подошел в семь часов вечера к консерватории, у тротуара уже стояла машина-такси. За рулем сидел только шофер. Номер машины, совпадал с тем, что назвал Саткынбай. На лобовом стекле виднелась дощечка с надписью: «Занята».

Ожогин открыл переднюю дверцу и встретился с недоброжелательным взглядом шофера. Очень худой, с большими глазами и болезненным цветом лица, он держал во рту папиросу и молча смотрел на Ожогина. Взгляд его как бы говорил: «Какого чорта вам надо?».

— Здравствуйте, — резко сказал Никита Родионович. — Карагач.

— Садитесь, — бросил шофер и отвел глаза.

Машина тронулась.

Шофер за всю дорогу не произнес ни одного слова и не сделал ни одного лишнего движения.

«Еще один враг, — отметил про себя Никита Родионович, — и, кажется, тертый калач, знает, как себя вести».

На окраине города машина встала у ворот дома, шофер дал короткий сигнал и произнес второе слово:

— Сходите.

Никита Родионович вышел и первый, кого он увидел, был Саткынбай.

— Тут я обитаю, тут мое постоянное жилье, — объяснил он, ведя под руку Никиту Родионовича.

Дворик был небольшой, но чистый и уютный.

Маленький хауз окружали кусты цветущего золотого шара, на круглой клумбе, среди пышных астр, красовались бархатистые розы, дорожка, ведущая к дому, была усажена отцветшим касатиком.

Под тенистой шелковицей стоял низенький столик, а по обе стороны его лежали ковровые дорожки.

На столе пестрели дешевые конфеты в крикливых бумажках, на блюде горкой возвышались виноград, персики, у края стола примостилась стопка лепешек.

Саткынбай вынес из дома два фарфоровых чайничка, уселся у стола, вытер полотенцем пиалы и разлил чай.

— Вы мне все-таки расскажите, — попросил Саткынбай, — с чего Юргенс вдруг решил покончить с собой?

Никита Родионович пожал плечами, поставил пиалу на стол. Трудно ответить на такой вопрос. Он и сам толком не знал, что побудило Юргенса застрелиться. Он мог только предполагать, что у Юргенса иного выбора не было. Гитлеровская Германия оказалась на краю пропасти.

— И вы видели, как его хоронили? — продолжал интересоваться Саткынбай, подливая себе и Ожогину чаю.

— Видел собственными глазами, как опускали в могилу, засыпали землей, как плакала его жена.

— Вот жену его я не знал, — признался Саткынбай и покачал головой, будто жена имела какое-то отношение к его судьбе. — А все же он дурак. Не рассчитал. Теперь такие, как он, нужны там, в Западной Германии. Им всем американцы дали работу, и они неплохо живут...

— А вам откуда это известно? — усмехнулся Ожогин.

— Как откуда? — удивился Саткынбай. — Из печати, а потом я регулярно слушаю «Голос Америки», «Би-би-си». Иногда даже слышу кое-какие знакомые фамилии. Я ведь почти всю Германию исколесил, десяток лет в ней пробыл.

Во дворе никто не показывался. В уголке на нашесте петух ворчливо подталкивал курицу, усевшуюся на ночевку. Солнце заходило, лучи его скользили по железной крыше аккуратного домика. На ступеньках у входа в дом играла кошка с котятами.

«Кто же здесь живет? — размышлял Ожогин, слушая Саткынбая. — И действительно ли это квартира Саткынбая?».

А Саткынбай, развлекая гостя, пространно рассказывал о своем пребывании в Германии, о легкой и сытой жизни без тревог и волнений, о том, как он усердно совершенствовался в русском и немецком языках, как гитлеровская разведка ценила и опекала его, Саткынбая.

Никиту Родионовича все это мало интересовала. Он надеялся услышать о лице, которое стоит над Саткынбаем здесь, которое руководит им и должно руководить Ожогиным.

Но Саткынбай даже вскользь не упомянул ни о ком из здешних своих знакомых, и Ожогин утвердился в своем первоначальном мнении, что Саткынбай ограничен функциями обычного связного, а о деле с ним будет говорить кто-то другой.

Время бежало незаметно. Саткынбай взглянул на часы, извинился и сказал Никите Родионовичу, что оставит его на несколько минут.

Он скрылся в доме и возвратился минут через десять. Беседа и чаепитие возобновились.

— А что за парень шофер? — спросил Никита Родионович.

— А что? — спросил в свою очередь Саткынбай.

— Он мне показался странным и очень угрюмым.

— Абдукарим, сколько я его знаю, всегда такой, и вы можете не удивляться. Я с ним познакомился в прифронтовой полосе. Он был в плену у немцев. Это ведь его дом. Он живет с матерью-старухой. И меня у себя пристроил. Он хороший человек, умеет молчать, но вот, кажется, хочет допустить ошибку...

— Какую? — полюбопытствовал Ожогин.

— Жениться думает. Невеста уже есть. Я его отговариваю, но не помогает. Мать на его стороне. Она стара и ей выгодно иметь в доме молодую хозяйку.

За весь вечер Саткынбай так и не сказал ничего существенного.

— А, собственно, зачем вы меня сюда пригласили? — поинтересовался Никита Родионович.

— Так нужно, — пояснил Саткынбай. — Я имею поручение показать вам этот дом. Не исключено, что вам придется бывать здесь не раз.

Уже в конце беседы Саткынбай спросил:

— А вы не задумывались над тем, кто возглавляет теперь борьбу.

— То есть как? — удивился Ожогин. Подобного вопроса он не ожидал.

— Ну, конечно, кто?

— Я, признаться, не задумывался над этим вопросом.

Ему не хотелось посвящать Саткынбая в историю переброски его и друзей из Германии в Советский Союз под видом югославских партизан. Для Никиты Родионовича было предельно ясно, что людей Юргенса заставляет работать на себя разведка империалистической Америки. В этом он и его друзья убедились еще в Германии. И можно было не сомневаться, что лицо, стоящее над Саткынбаем, действует по указке из-за океана.

А Саткынбай, если и не знал этого, то, во всяком случае, кое о чем догадывался.

— Я не верю, что главное место отведено немцам, — продолжал он. — Они еще не оправились окончательно, еще не пришли в себя. Как вы считаете?